Сергей Гребенников - «Отчаянный», отчаливай!

— Довольно! — закричал Андрей Сергеевич, соскочив со стула. — Хватит! Завтра к нам из города приедут лесорубы. Деньги уже переведены. Это дело не остановить никому. Решено и подписано!

Слова председателя словно масла в огонь подлили. Ребята отошли от окна и сели под навес.

Не раз мальчишки слышали, как женские голоса зазывали то Алешу, то Яшу сначала обедать, а потом и ужинать. Но ребята не подавали никаких сигналов о себе. Они не расходились — очень им хотелось узнать, чем же закончится этот похожий на сражение спор колхозников с председателем.

…В доме Василия Михайловича Чистякова все уже давно спали. Он тоже было лег, но заснуть не смог. Приподнялся, спустил с кровати ноги на прохладный, крашеный пол. Вышел в сени. Открыл настежь дверь.

Вдруг ему показалось, что за забором кто-то шепотом разговаривает. Прислушался… Понял, что это в соседнем сарае. Подошел поближе. Отчетливо слышны были мальчишеские голоса:

— А на нас председатель пусть не сваливает, что школу новую строить хочет…

— Мы и в старой школе из класса в класс переходили, — добавил чей-то дискант, — а из-за этого рощу рубить мы не согласны, вот что!..

— Давайте в газету «Правду» письмо и еще карикатуру пошлем. Нарисуем председателя с крылышками шелкопряда и что он нашу рощу рубит под корень, а подпишем так: «Председатель колхоза „Красный вымпел“ страшнее непарного шелкопряда».

— А может быть, нам свой зеленый патруль выставить с настоящими ружьями и никого к роще не подпускать, а чуть что — прямо стрелять!

— За стрельбу еще арестуют.

— Не арестуют, мы государственное добро защищаем.

— Эй, ребята, слушайте меня! — Василий Михайлович узнал голос Алеши. — Знаете… когда я совсем маленьким был, мне отец книжку одну читал, так в ней было написано, что сам Владимир Ильич Ленин с Надеждой Константиновной Крупской в рощу ходили воздухом дышать, птиц слушать…

— Да в какую рощу-то? — зашумели ребята.

— А по-моему, в нашу… в Малахитовую…

Воцарилась мертвая тишина. Стоя за дверью сарая, Василий Михайлович слышал сейчас только биение своего сердца. После этой мертвой тишины в сарае началось что-то невообразимое: кричали все, перебивая друг друга. Каждый теперь вспоминал, что он тоже читал что-то подобное. А кому-то даже показалось, что Малахитовой рощу назвал сам Владимир Ильич.

— Ребята! Если это так, тогда нашу рощу никто не посмеет тронуть! — снова заговорили все разом, да так громко, что на насесте закудахтали куры.

— Можно мне, можно мне еще? — добивался слова Алеша. — Если нас будут спрашивать, то скажем, что в книжке написано так: «Владимир Ильич говорит Надежде Константиновне: „Ах, какая роща красивая, я никогда еще за всю жизнь такой не видел!“ А Надежда Константиновна отвечает: „Да, да, и я тоже. Вот какое богатство отобрано у помещиков и отдано под охрану рабочему классу“».

Снова загалдели ребята, и снова закудахтали на насесте куры.

— А если у нас честное пионерское спросят, говорил Владимир Ильич такие слова или нет, тогда что?

— А что? Дадим, и все тут!

— Значит, это будет вранье, ребята, и нам за это попадет.

— Пусть попадет, нам бы только спасти рощу! — горячился Яша. — Вот скажите: Иван Сусанин врал или не врал, когда врагов в лес заманивал?

— Это совсем другое дело… Там ведь война… А тут…

— Тут тоже война. За Малахитовую рощу, понял?

Василий Михайлович не расслышал, чем закончился спор, но по отдельным словам понял, что решили враньем не считать.

Стал накрапывать дождь, и Василий Михайлович вернулся в дом.

А между тем заседание заговорщиков продолжалось. Не один раз с насеста, кудахтая, слетали потревоженные хохлатки, а цветастый петух с перепугу даже сел на ящик, на котором стоял фонарь «летучая мышь», перевернул его, и дальше разговор шел в темноте.

Решено было следующее: Алеша с Яшкой должны будут сегодня на рассвете, до того, как станет ходить паром, вплавь добраться до противоположного берега, чтобы поспеть в город к открытию районной библиотеки, перерыть все книги и отыскать ту самую, в которой написано, что Владимир Ильич бывал в Малахитовой роще.

За это решение проголосовали. В темноте Николка на ощупь потрогал каждую поднятую руку, спрашивая: «Это кто голосует?» В сарае было семь человек, а поднятых рук Николка нащупал восемь. Одна рука была лишней. Об этом он объявил всем и тут же сознался:

— Это я сам два раза себя за руку поймал — в начале голосования и в конце. Ничего не поделаешь — темно…