Б Скубенко-Яблоновский - Выстрел сострадания

И старик снова продолжал старательно оттачивать напилком длинные зубцы.

Дня через два после этого все мы четверо продвигались по извилистой зверовой тропе к ямам, в которые часто попадали олени и которые старик осматривал ежедневно.

Узкая тропинка прихотливо повернула влево. До ямы было недалеко.

Несколько сот шагов - и мы стояли у западни. В ней что-то было. На это ясно указывало образовавшееся среди веток и травы отверстие.

Мы с любопытством заглянули в яму...

- "Ма-лу" (изюбр), - произнес Вей-ха-Лин.

С этими словами он быстро вытянул из-за пояса веревку, привязал ее одним концом к стволу ближайшего дерева и стал спускаться в яму. За ним последовал Хын-Тун.

На дне ямы беспомощно растянулось крупное грациозное животное. Благородный олень при падении сломал себе передние ноги. Из шелковистой шерсти на сгибе колен торчали наружу остро выпершие кости; все тело изюбра тряслось от боли мелкой судорожной дрожью; обаятельно красивая голова с темными, как ночь, агатовыми глазами то поднималась от земли, то так же внезапно опадала. Задние ноги бессильно и торопко ерзали по земле. Этим движением зверь выражал свой испуг перед людьми, пришедшими покончить с ним.

Глаза животного слезились. Оно плакало - беспомощнее и немое. В больших агатовых зрачках его светился кроткий печальный упрек.

Вей-ха-Лин поспешно взял в руки прикрепленную сбоку у пояса узкую железную пилку и, нагнувшись к изюбру-пантачу, сказал Хын-Туну:

- Держи его за шею. Я буду пилить.

Стальные зубья пилы вонзились в череп изюбра и зашипели по кости... Животное мучительно рванулось в сторону. Напрасно. В его шею впились крепкие пальцы Хын-Туна.

Вей-ха-Лин невозмутимо пилил и пояснял молодому зверолову:

- Чтобы панты сохранили в себе всю чудодейственную силу образовавшегося из крови студенистого вещества, надо спилить их вместе с лобной костью у живого зверя. Если у мертвого, сын мой, - наполовину уменьшится им цена... Целебные соки отхлынут из пантов в тело животного.

Ловко и быстро проделал Вей-ха-Лин операцию с лобной костью.

Несчастное животное с открытым черепом все еще продолжало жить и мучиться. Белая студенистая масса мозга была обнажена. Изуродованный изюбр издавал странный, тихий храп и трясся мелкой дрожью.

Хын-Тун приготовился покончить с животным, вынув из ножен острый как бритва нож. Один, другой удар клинка - и мучения животного мгновенно прекратились. Только большие прекрасные глаза все еще продолжали смотреть куда-то, в пространство, поражая своей влажной ясностью. Но вот и они стали меркнуть.

Выбравшись из ямы вместе с пантами, звероловы не без труда вытащили крупную тушу изюбра, весившего до двухсот килограммов.

Задние ноги они отрезали и взяли с собой, а всю переднюю часть отволокли далеко в сторону от ямы в густую чащу, чтобы запах разлагавшегося мяса не отпугивал изюбров от тропы.

К прежним трофеям Вей-ха-Лина прибавился новый, только что снятый.

Васька сплюнул в сторону и сказал своим низким скрипучим басом:

- Не могу я так промышлять зверя, как они. Коли бью пантачей, так только пулей. А у них - живодерня.

Я не мог не согласиться с Васькой. Вся операция, совершенная на моих глазах, произвела на меня отталкивающее впечатление.

III. ВАСЬКА НЕ ВЫДЕРЖАЛ

В другой раз мы отправились с Васькой к потайным маньчжурским приискам. Только с помощью Васьки я и мог проникнуть туда.

Дорогой мы неожиданно наткнулись на одну из ям-ловушек зверолова Вей-ха-Лина. Трава и ветки, маскировавшие яму, оказались потревоженными. Мы заглянули туда и заметили там изюбра, по счастливой случайности не сломавшего ног и не попавшего на кол.

Животное заметалось в разные стороны. В яме оказался не один пантач. В углу прижался наершившийся енот, а напротив него - лисица. Оба эти зверя сидели смирно, не шевелясь, словно сознавая, что всякие попытки выбраться напрасны.

Не успел я подумать о том, что надо сделать с изюбром, как Васька-Медведь предупредил меня. На лбу сдвинулись морщины, в глазах мелькнула сосредоточенная мысль.

- Избавим зверя от мучений, - решительно сказал он. - А то ведь китайцы придут сюда, опять начнут пилить ему живому лобную кость.

И, вскинув винтовку, Васька пригнулся к яме, прицелился в зверя... Раздался выстрел. Словно сраженный молнией, мгновенно грохнулся на дно ямы высокий стройный пантач.

- Так-то лучше, - угрюмо кинул Васька.

Мы двинулись дальше.

Вешнее солнце радостно смеялось с ясного голубого неба; не успевшая испариться на листьях кристальная роса лучилась всеми цветами радуги, цветы и травы вливали в свежий воздух свое душистое дыхание...