Владимир Киселев - Девочка и птицелет

А когда я возвращалась, из двора соседнего дома неожиданно выскочили Петька и тот новый мальчик, которого я ударила портфелем.

— Вот она! — сказал Петька.

Я приосанилась, потому что за последние дни часто слышала, как в школе обо мне говорили: «Вот она!» — но Петька подскочил ко мне и больно дернул меня за косичку, а второй мальчишка ударил меня сзади коленкой так, что я просто полетела вперед.

Они ничего не слышали о том, что мои стихи под заголовком «Доброго пути» напечатали в «Литературной газете», а если и слышали, то им на это было совершенно наплевать.

И так как их было двое, а я одна, то я бросилась наутек, а они бежали за мной и кричали, что «покажут мне», но они меня не догнали, а я вбежала в свой двор, где, к счастью, были Витя, Сережа и Женька Иванов. Это мне просто повезло.

У Сережи в руках были лук и стрелы.

— Послушай, Оля! — обрадовался он. — Хочешь быть нашим Вильгельмом Телем?

— Каким Вильгельмом Телем?

— Ну, мы тебе поставим на голову яблоко, и кто собьет его.

— Нет, — сказала я, — не хочу. Вы мне глаза выбьете.

— Боишься?

— Не боюсь, а не хочу.

— С тех пор как ее фотографию и стихи напечатали в газете, — сказал Витя, — она стала воображалой… Можно ведь закрыть глаза руками или стоять к нам спиной.

Если бы он не напомнил о моих стихах, я бы, конечно, отказалась, но теперь я сказала:

— Ну хорошо, я стану спиной.

Они положили мне на голову яблоко и стреляли в него до тех пор, пока не попали мне больно по шее. В яблоко они так ни разу и не попали.

Когда я возвращалась домой, я посмотрела вверх на балкон, сделанный в виде стеклянного аквариума, где всегда сидел в кресле усатый дяденька, и вдруг увидела, что рядом с креслом стоит стул, а на стуле сидит Коля.

Я сначала даже не поверила своим глазам, но это действительно был Коля — в пальто, из которого он вырос, в мятой шапке и с красным шарфом на шее. Как он туда попал? Откуда он знает этого дяденьку? Что он там делает?

Я несколько раз оглядывалась на Колю, и мне показалось, что он меня тоже заметил.

В нашем классе учатся странные люди. Никто не удивляется, что Коля Галега теперь хорошо учится. Будто бы так и нужно. И по-прежнему его называют Самшитиком, но он ни на кого не обижается, почему-то только на меня…

Правда, он на днях получил двойку по физике. Но я не ощутила никакого злорадства: двойку он получил не потому, что не знал, а совсем за другое.

Борис Борисович задал всем приготовить дома прибор или механизм, который показывал бы, как действует трение. Я принесла кусочек наждачной бумаги и палочку. А Коля сделал реактивный автомобиль. Он где-то нашел старый игрушечный автомобильчик, привязал к нему проволокой трубку от металлической ручки (есть такие ручки, в которых с двух сторон перо и карандаш) и начинил трубку серой от спичечных головок.

— Как же он действует? — спросил Борис Борисович.

— Нужно поджечь, — сказал Коля. — Можно?

— А что в трубке?

— Спичечные головки.

— Что ж, поджигай.

Автомобильчик поставили на учительский стол. Борис Борисович сам поднес к трубке горящую спичку. Зашипело, забрызгало пламя, и автомобильчик покатился по столу. Но когда Борис Борисович увидел, что на черной лаковой поверхности стола образовалась пузырчатая дорожка прогоревшего лака, лицо у него приняло какое-то по-детски обиженное выражение.

— Это ты нарочно подстроил, — сказал он Коле и поставил ему двойку.

Сережа уверял потом, что Борис Борисович отнес автомобильчик в учительскую и предложил его передать на автозавод, чтобы там начали выпускать настоящие автомашины такой конструкции. Сережа ловко выдумывает такие истории.

Коля по-прежнему делал вид, что не замечает меня. Но когда на переменке наша завуч пришла с какой-то кругленькой и быстрой, как шарик ртути, тетей и подвела ее ко мне, и тетя стала быстро — не уследишь, как у нее выкатываются слова, — хвалить меня, говорить, что я замечательная девочка, что институт литературы, в котором она работает, приглашает меня выступить у них со своими стихами, и я оглянулась на Колю (он стоял недалеко, и мне хотелось посмотреть, какое это производит на него впечатление), Коля поежился, как от холода.

А когда завуч и эта тетя ушли, он подошел ко мне и, не вынимая рук из карманов брюк, сказал:

— Ну зачем ты их слушаешь? Ведь они на тебя смотрят, как на ученую собаку… Если бы собака начала говорить, на нее так же смотрели б… Я видеть не могу, какая ты стала… Как ты смотришь по сторонам, замечают ли, что ты идешь… Как прислушиваешься к каждому слову, когда тебя хвалят. Мои батя и матя ничего не поняли. Они говорят: вот она какая! Портрет в газете напечатали! Стишки пишет! И такая скромница! А мне стыдно было им правду сказать, потому я и промолчал и не сказал им, что ты просто дура…