Софья Радзиевская - Остров мужества

Тем временем Степан ловко отполз к высокому обломку скалы, совершенно скрывшему его от оленей. Ванюшка видел, как он быстро встал, снова зарядил пищаль, отполз на прежнее место. Раздался второй выстрел. На этот раз стадо всколыхнулось: миг – и последние олени исчезли в дальнем конце долины. Два тела остались неподвижно лежать на белом снегу.

Прежде чем охотники успели спуститься вниз, из-за камней с противоположного края долины выскочили пушистые вертлявые бурые зверьки и бросились к оленям. Они тявкали, как маленькие собачонки, ссорились и подбегали всё ближе.

Степан крикнул, схватил камень и метко запустил им в ближайшего песца. Тот с визгом отскочил, но тотчас же опять устремился к оленям.

Ванюшка на бегу кинул камнем во второго, но не попал. Песцы отбежали недалеко. Однако уходить не собирались.

Олени лежали неподвижно, оба закинув головы так, что рога касались спины. Ванюшка с восторгом взглянул на Степана, на пищаль в его руках. Затем на оленей, на широко открытые, уже затуманенные смертью глаза. И вдруг радость в его душе словно потускнела. Он отвёл глаза, отвернулся…

Степан понял…

– По первости это тебе, – сказал дружелюбно. – Со мной тоже так было. Оправишься. Есть нам чего-то надо. – Он повернулся к беспокойной кучке песцов. – Что делать будем? – спросил как у равного. – Одного пока потащим – другого всего раздерут, собачьи дети. Подожди тут малое время, покарауль. Я одного наверх сволоку. Потом другого. Потом с берега две доски притащу, может, санки-самоделки на скорую руку сделаем и обоих довезём. Песцам только понюхать достанется.

Олень – не малая тяжесть. Даже сильный Степан еле поднялся вверх по откосу с грузом на плечах. Отдышавшись, он вернулся за вторым. В это время Ванюшка, разгорячившись, воевал с песцами. Они так и крутились около оленя, то с одной, то с другой стороны и визжали, как обиженные собачонки.

Наверху дело пошло легче: олени и без санок скользили по гладкому снегу легко.

– Ты примечай, – наставлял Степан, когда остановился передохнуть. – Кого я стрелял? Оленя аль в áженку? [6]

– Оленя, – отвечал Ванюшка и добавил довольный, что сам догадался: – Важенка-то ростом мельче, мяса, стало быть, меньше.

– Ну и дурак, – спокойно ответил Степан. – Разве в том дело? А то в толк возьми: важенка телёнка принесёт. А ты её убил и приплод с ней пропал. А которые того не понимают, не промысленники они, а живодёры.

Ванюшка и оленей помогал тащить, сколько было силы, и слушал каждое Степаново слово, в душу ему оно западало, словно они со Степаном уже ровни. Одно было горе: Степан ему из драгоценной пищали выстрелить так и не дал.

– Погоди малость, – утешал он его, – домой возвернёмся, знатным тебя промысленником сделаю. А тут дашь тебе выстрелить – всё равно что одним олешком меньше домой притащим. Уразумел?

– Уразумел, – подавляя вздох, отвечал Ванюшка. – А лук-то мне всамделишный скоро изготовишь? Чтобы с тобой на олешков ходить?

– Всамделишный, – усмехнулся Степан. – Какой только твоя рука сдержит. А потом и до настоящего достигнешь.

Ванюшка кивал головой, но опять сдерживал вздох разочарования. Неужели ж ему лука настоящего не сдержать?

Домой олешков дотащили уже в потёмках. Песцы провожали до самого порога, так что Ванюшке то и дело приходилось их снежками да ледышками отгонять. А когда дверь избушки затворили, они долго ещё с досады визжали не то по-собачьи, не то по-кошачьи.

– До чего ж они тут смелы, – дивился кормщик. – Стало быть, человека не знают.

– То не плохо, – отозвался Фёдор. – Мясо у них доброе, на варево годится. А зимой и шкур наберём, будет чего домой везти. Мех-то их зимний хоть с чернобуркой не сравнить, а всё в цене.

С холоду охотникам в избушке показалось тепло и уютно. В чугунке на угольях стояла горячая вода – есть чем жареное мясо запить. Фёдор, хоть воркотни от него не оберёшься, а позаботился.

Не успели передохнуть, а Степан, словно и не наработался, уже из сеней обоих олешков тащит.

– Давай, Фёдор, – говорит, – шкуры снимать, пока не вовсе застыли.

Со шкурами быстро покончили, часть мяса под крышу повесили – пускай в дыму коптится, остальное в сени занесли. Ванюшка как ни устал, а зуйкову работу справил: на полу, что осталось, прибрал и опять на нары забрался погреться. Сон его крепко морил, да глядит – отец из-под нар палку вытащил и ножом к ней примерился, шепчет что-то, рассчитывает. Как тут уснуть?

– Это к чему? – удивился Степан.