Василий Смирнов: Открытие мира

- А мне батя привезет из Питера ружье... как у барчат, - хвастается Шурка.

- Ври!

- Отсохни рука! - крестится Шурка. И, заметив, что Яшка все-таки не верит, Шурка, сам того не замечая, выдумывает: - Письмо прислал, батя-то... Пишет - купил на ярмарке ружье... Дуло длиннущее, стреляет малюсенькими пульками. Ложа что зеркало, так и блестит, а курок... Постой, какой же курок? - припоминает он. - Да, железный, крючочком. Чуть тронешь - так ружье и выпалит.

Сказал - и сам поверил. В синем конверте с печатями и маркой лежит письмо отца в горке, на сахарнице.

- Слушай, это здорово! - восхищенно говорит Яшка. - Раз купил, продавать обратно не будет, привезет... Ах, леший тебя задери, вот подарочек! Постреляем, Саня, а?

- Ого, как постреляем!

Вытянув руку, прищурил Шурка глаз и щелкнул языком. Ружье стреляло что надо. Яшка тоже поцелился рукой, надул щеки, выстрелил и тяжело вздохнул.

- Второй год гармошку клянчу... губную, со звонком, - знаешь? Обещал батька, а не покупает.

- Купит в праздник, вот увидишь, - говорит Шурка убежденно. - Дядя Родя да не купит? Сказа-ал!

- Хорошо бы... У тебя - ружье, у меня - гармошка... Двухголовый от зависти лопнет! Верно?

Качаясь на гибких сучьях, Шурка и Яшка играют в бурю, жуют нежные маслянистые почки и сморщенные розовато-зеленые листочки.

- Скусно?

- Очень скусно!

В самый разгар пиршества снизу доносятся грохот и плач.

- Братик свалился с крыльца, - безошибочно определяет Шурка.

Он стремительно летит на землю, обдирая кожу на руках и голых коленках. Яшка спускается за другом с не меньшей поспешностью.

Крепость разрушена. Перед крыльцом, в грязи, лежит и плачет Ванятка. Рубашонка у него задрана, словно для порки. Кривые ноги братика почему-то оказались в ведре, а полосатая от грязи голова, с царапинами и синей шишкой на лбу, покоится на сосновом полене.

В иное время няньки вдосталь бы похохотали, сейчас не до того. Перепуганные, они торопливо вытаскивают Ванятку из грязи, моют, ласкают и лечат. К шишке прикладывают чудодейственную дверную скобу, предварительно начистив медь кирпичом. Царапины смачивают слюной и заклеивают листьями подорожника. Пуще всего стараются доморощенные лекари, чтобы Ванятка не орал. Они корчат смешные рожицы, показывают, как ползает бука рогата, как сорока кашку варит, - ничего не помогает. Ванятка захлебывается слезами и криком.

Ах, если бы можно было принять эти проклятые ссадины и шишку на себя! Десять, тридцать, сто царапин и шишек вытерпит Шурка и не охнет. Должно, придется ему сегодня отведать не пеклеванника с изюмом и анисом, не селедки с молокой, а обыкновенных вожжей.

Позднее раскаяние охватывает Шурку. Зачем он не послушался матери? Сидел бы дома, играл с братиком, лески бы вил и не знал горя.

- Все ты... сманил! - сердито говорит он приятелю. - "Пойдем гулять"! Вот и догулялись.

- За шиворот я тебя тащил, да? - оправдывается Петух. - Коли так, оставайся один.

- Ну и уходи!

- Ну и уйду!

- Ну и проваливай!

Яшка поворачивается, скрывается за углом избы. Некоторое время слышен его удаляющийся безразличный свист. Потом и он стихает.

Ушел Яшка Петух. И пусть. Будто Шурка один играть не умеет! Да пожалуйста, одному-то еще интереснее.

С необыкновенным воодушевлением принимается Шурка успокаивать братика. Осененный счастливой мыслью, он волтузит палкой старое ведро, которое ушибло Ванятку. Гром, грохот на улице. Можно подумать - целая орава жестянщиков починяет ведра.

- Вот тебе, негодяй, вот тебе! Будешь у меня знать, как милому Ваняточке бо-бо делать! - приговаривает Шурка, что есть мочи работая палкой. - Он наклоняется к ведру и грозно спрашивает: - Что, больно?.. На, получай еще, падеро* ржавое!

Ванятка следит мокрыми глазами, как скачет палка по ведру, и перестает плакать. Он ползком подбирается к обидчику и, раскрыв рот, высунув на сторону язык, с наслаждением принимается сам колотить щепочкой ненавистное ведро.

Шуркин расчет оправдался.

И медная дверная ручка сделала свое дело. Шишка на лбу братика заметно уменьшилась. И царапины на лице не так видны. Пожалуй, минует няньку порка.

Управившись с этими делами, Шурка оглядывается - один он на улице. Ему становится скучно. И зачем он прогнал Яшку?

- Все из-за тебя, пузан! - горестно бормочет он, косясь на братика. Как мы хорошо играли... В жизни так больше не поиграешь. У-у, ревун проклятущий! Вот дам раза - забудешь у меня, как с крыльца падать.

Но ему лень нашлепать Ванятку. Так бы, кажется, и провалился сквозь землю, до чего скучно! Тоскливо бродит он около крыльца, пробует заняться удилищами, припасенными с осени, и бросает. Тошнехонько!