Софья Радзиевская: Джумбо

– Извини, собачка, – сказала она очень серьёзно, – я не знала, что тебе так сильно хочется кушать. Возьми сама, а то хлеб будет грязный.

И пёс согласился. Он взял сначала один, потом другой кусок осторожно, прямо из маленькой руки. А когда кончил третий, девочка тихонько подняла руку и опустила её на лохматый загривок.

– А теперь пойдём к маме, – сказала она, будто старому знакомому.

Пёс вздрогнул, но не отстранился: прикосновение маленькой руки было приятным. Он не привык к ласке, хозяин его был суровый человек. Но пёс чувствовал, что сейчас нельзя ни зарычать, ни даже оскалить зубы. И он стоял не шевелясь и удивлённо смотрел на девочку.

– Не хочешь? – с сожалением спросила она. – Ну так я сама маму позову.

Пёс опять остался один перед раскрытой калиткой. Есть хотелось уже не так сильно, можно, пожалуй, отправиться опять на поиски хозяина. Но звонкий голос девочки чем-то тронул угрюмое сердце, не знавшее ласки. Пёс нерешительно переступил с ноги на ногу, но тут же подался назад и слегка наморщил губы. Он ещё не зарычал, но всем своим видом показывал, что до этого недалеко: вместе со знакомыми лёгкими шагами за глиняной стенкой забора послышались другие – взрослые шаги. Густая жёсткая шерсть пса встопорщилась, он приготовился… но к чему можно приготовиться, когда на вздыбленный загривок опять легла знакомая маленькая рука и девочка радостно сказала:

– Вот он, мама, он уже меня любит. Правда, какой он милый?

– Катя, не трогай его! – поспешно проговорила мать. Она протянула руку, чтобы отстранить девочку, но сдержанное рычание остановило её. Губы пса ещё больше сморщились, сверкнули белые клыки… Пёс совсем не выглядел милым.

– Катя, – испуганно повторила мать. – Катя, отойди скорей!

– Перестань! – строго сказала девочка и дотронулась до клыка величиной с её палец. – Закрой рот! Ты невежа!

И губы пса опустились, клыки исчезли. Сам не понимая, что с ним делается, он нерешительно повернулся, чуть помедлил, и вдруг… его большой красный язык проехался по щеке и курносому носику.

– Ай! – девочка от восторга даже руками всплеснула. – Целует! Мама, я же сказала, что он милый!

– Не совсем, – нерешительно ответила мать. – Ну, оставь же его наконец, лучше мы принесём ему поесть. Хочешь?

Вместо ответа девочка обхватила обеими руками мохнатую шею.

– Иди же, – попросила она. – Не надо упрямиться! Мама тебе даст кушать, полную тарелку.

И огромный дикий пёс без сопротивления дал себя ввести в калитку.

– Я сам, я сам донесу! – крикнул с террасы мальчик. Он осторожно спустился со ступенек, держа обеими руками полную до краёв чашку, и поставил её перед самым носом пса.

– Ешь, пожалуйста, – пригласил он его так же вежливо, как девочка, но чуточку менее уверенно. Пёс больше не смог сдерживаться: пахло слишком вкусно. Он так и накинулся на еду, глотая с жадностью, почти не разжёвывая, однако глаза и уши его не переставали следить за всем, что делается вокруг. И вдруг… за его спиной хлопнула калитка. Мальчик толкнул её ногой. Западня! Попался!

Пёс ощетинился и с рычанием отскочил от миски. Глаза его дико смотрели то на калитку, то на верх забора, мускулы напряглись, готовясь к прыжку. Но тут девочка уже без всякого страха опять обняла его за шею.

– Ну будь же милый! – услышал он и снова покорно опустил голову к чашке.

Дети с восторгом следили, как исчезает в могучей пасти принесённая еда. Вот последний глоток – и пёс поднял голову.

– Да отойдите же от него, – повторила мать. – Мы покажем его папе, и он скажет, что дальше делать.

– Он всё равно просится к нам, – решительно заявила Катя.

Пёс, по-видимому, охотнее попросился бы в открытую калитку. Вместе с сытостью в нём опять пробудилась тоска по хозяину, по скрипу арбы, по родному аулу. Здесь всё чужое. Впрочем, нет, не всё: вот дети… идут к дому, поминутно оборачиваясь и кивая ему.

– Пёсик, не скучай! – крикнула девочка с террасы.

– Мы опять придём! – крикнул мальчик, и дверь за ними закрылась.

Пёс постоял, навострив уши, не сводя глаз с террасы, вздохнул и осторожно лёг, не ослабляя напряжении мускулов, готовый к прыжку и обороне. Но как болят израненные ноги, прокушенный бок, как всё тело ноет и просит отдыха здесь, в тени у высокого дувала [1]. И потом… дети, может быть, они всё-таки придут, опять положат руку ему на спину… Голова пса медленно-медленно опустилась на вытянутые лапы, глаза утомлённо мигнули, ещё раз… и закрылись окончательно.