Роберт Стивенсон - Стихи

Поэзия Стивенсона читаема у нас меньше, чем его проза, хотя в 20-е годы детские ело стихи переводили Брюсов и Ходасевич, Балтрушайтис, Бальмонт и Мандельштам, наибольшее признание получила баллада "Вересковый мед" в блестящем переводе Маршака. Позднее переводили его А. Сергеев, И. Ивановский и другие. Стивенсоном написано несколько поэтических книг: "Детский цветник стихов", "Подлесок", "Баллады", "Песни странствий" и много стихов, не вошедших в сборники. "Детский цветник стихов" был создан им во время обострения болезни, на грани жизни и смерти. Стивенсон лежал в темной комнате, и ему было запрещено двигаться и говорить. Из жуткой тьмы безмолвия душа его устремляется в райский сад детства, где человек еще невинен, прекрасен и свободен. Олдингтон считал, что Стивенсон пытался писать так, как писал бы стихи ребенок, но только ребенок, читавший Мильтона и Блейка. Детские фантазии и сны с визионерской отчетливостью оживают в этих музыкальных стихах. Говоря о виртуозном мастерстве поэта, Олдингтон подчеркивал, что "этот сборник сугубо личных стихотворений" смог пережить не только все причудливые капризы литературной моды, но и глобальные военные и политические потрясения. Стивенсон одним из первых обратился в своей лирической поэзии к миру детства и провозгласил его величайшую ценность. Эта небольшая книжка, полная внутреннего света, оказала неоценимое влияние на все пространство англоязычной литературы. Даже создатель легендарного ансамбля "Битлз" Джон Леннон говорил, что лучшие его песни навеяны обаянием стивенсоновской поэзии. Любовь и смерть, дух и плоть, взлеты и падения души, разговор с Богом на краю бытия - основные темы его лирики. Жизнь для него - встреча и прощание с любовью, радость подвижнический труд. Духовно близкий ему Честертон утверждал, что, наполненный "радостью ребенка или мистика", "он открыл новую аскезу веселья, куда более трудную, чем аскеза отчаянья".

В чем же заключена тайна магического воздействия Стивенсона? Создать ад на земле гораздо легче, чем рай, и описание ада гораздо убедительнее описания рая. Но юный человек не может жить без образа рая в своей душе, даже если живет в аду. Стивенсон, познавший с детства ад тяжелой болезни, еще в конце XIX века в своем романтическом творчестве создал этот образ рая, живой и яркий, как видение пророка. Ад XX века: ад войн, революций, катастроф и болезненный ад подсознания - слишком тяжелое бремя для юной души. И чтобы выжить, душе нужно окунуться в бескорыстный мир игры и мечты, где по невероятной синеве моря, подобно ангелам, скользят белые паруса. И Стивенсон дарит нам райский сад поэзии - в детстве; рыцарский бой за справедливость - в отрочестве; фехтование романтической иронией в лабиринтах жизни - в юности; мудрость детской простоты - в зрелости. Честертон, назвавший романтику душой жизни, был уверен: "Стивенсон победит не потому, что его многие любят, не потому, что его читает толпа и ценят эстеты. Он победит потому, что он прав".

Путешествие

Я когда-нибудь уйду

В мир, где скачут какаду,

Где под куполом небес

Первобытный дремлет лес,

Там, где, слушая муссон,

Строит лодку Робинзон.

Я впитать в себя готов

Пыл восточных городов,

Где, затмив небесный цвет,

Блещет синий минарет,

Где раскинул свой товар

Пестрым стойбищем базар.

Я когда-нибудь взгляну

На Китайскую страну

И увижу мир иной

За Великою стеной.

Я пойду ловить в леса

Обезьяньи голоса,

Ведь кокосы зреют там,

А вожди стучат в тамтам.

Я хочу приплыть на Нил,

Где вздыхает крокодил,

А фламинго вдалеке

Розовеет в тростнике.

Не желаю детских игр

Я хочу туда, где тигр,

Растянув в улыбке рот,

В жарких джунглях жертву ждет.

Я хочу уйти туда,

Где в пустыне города,

Странные, как будто сны,

Пылью лет занесены,

Где не слышен смех и свист,

Где и принц, и трубочист

Стали взрослыми давно,

Где ночами так темно,

Нет ни вспышек, ни огней,

Словно в комнате моей.

Я залезу на диван

И верблюжий караван

Повезет меня во мгле

К неизвестной той земле.

Я увижу в полусне

Тени празднеств на стене,

И в окно мое влетят

Смех и песни негритят.

Армии в огне

Зажглись фонари, как во тьме светляки,

Чуть слышно стучат за окном каблуки.

И сумраком синим безмолвно объят

Затихший мой дом и задумчивый сад.

Но мрак отступает, и вечер согрет

Огонь все окрасил в свой яростный цвет.

Тревожно дрожа, он в камине возник