Арина Ларина - Фея для школьной Золушки

– А ты, кстати, действительно нашел смокинг? – вдруг испуганно уточнила Надя. Про костюм партнера они совершенно забыли!

– Нашел, – утешил ее Пузиков. – И на этом считаю свою миссию выполненной. Ваши розовые пузыри в стихах я слушать отказываюсь.

Со всеми этими приготовлениями они как-то совсем забыли про учебу. И гром не замедлил грянуть.

– Я забыла, что сегодня диктант по английскому, – в ужасе ахнула как-то утром Татьяна.

– Ты что?! Я ж тебе вчера напоминала, – забеспокоилась Надя. Татьяна собиралась стать переводчицей и заниматься языками, поэтому по английскому ей нужны были исключительно пятерки – для себя и, что важнее – для родителей.

Тщетные попытки выучить все слова за пять минут до урока успехом не увенчались.

– Я пропала, – запричитала Гусева, когда они сдали листочки с работами. – Надька, я пропала.

Класс начал собираться на выход, учительница английского куда-то убежала, и вдруг Татьяна с безумным лицом рванула к учительскому столу. Судорожно перерыв работы, она выдернула свою, сунула ее в карман и, трясясь от ужаса, выскочила из кабинета.

– Ненормальная, – пробормотала Надя и побежала следом.

Татьяна, притихнув и съежившись, начала ждать расправы.

– Чего я, бестолочь, натворила, – тряслась она. – Чего ты меня, Черемушкина, не остановила-то? Как теперь быть? Вот кошмар.

Ожидание казни обычно страшнее самой казни, поэтому издергавшаяся и переволновавшаяся Гусева перестала есть, спать и начала вздрагивать от каждого окрика.

Кошмар, который она предсказывала, случился на следующем уроке английского.

– Гусева, ты контрольную сдавала? – металлическим голосом спросила Ирина Григорьевна. Ждать от англичанки пощады было бессмысленно. Она славилась фанатичной любовью к своему предмету и полнейшим отсутствием человеческих чувств к ученикам. И если на ее уроках происходило нечто такое, что ей не нравилось, она немедленно шла к директору и требовала возмездия в виде педсовета. Связываться с ней боялись даже самые отъявленные хулиганы, поэтому английский ее группы знали вполне сносно, а во время занятий в классе царила благоговейная тишина.

Есть учителя-душки, которых все любят, а есть учителя-роботы, для которых ученики – как винтики в школьном механизме. Ирина Григорьевна была из вторых. Она никогда не орала, не устраивала истерик, а была холодна, как снежная королева. И с ней было невозможно договориться.

Бедная Гусева чувствовала себя кроликом, положенным на обеденную тарелку удава. Она точно знала, что в такой ситуации нужно твердо стоять на своем, но от нервов пропал дар речи, уверенность в себе и здравый смысл.

Издав некий странный звук и разведя руками, Татьяна бессмысленно уставилась в бесцветные глаза англичанки.

– Это «да» или «нет»? – без интонации и даже без раздражения уточнила Ирина Григорьевна, пригвоздив взглядом медленно съезжавшую по стулу провинившуюся.

– У-ы, – убежденно мотнула головой в сторону Гусева в последней надежде на чудо. Класс начал тихо хихикать.

И тут чудо произошло. Такое очень редко, но бывает. Таня тянула время в надежде, что рухнет потолок, что англичанка упадет в обморок, что в класс, в конце концов, вбегут инопланетяне и всех заберут на опыты – но случилось совсем другое.

– Это я ее работу взял, – неожиданно раздался уверенный и спокойный голос с последней парты.

Таня медленно обернулась, не веря своим ушам.

Леша Терехин, этот шут гороховый, это стихийное бедствие с задатками литературного гения, эта головная боль директора и учителей – стоял и с нахальной улыбкой смотрел на англичанку.

– И куда же вы, позвольте спросить, дели сей шедевр? – без грамма интонаций поинтересовалась Ирина Григорьевна.

– Выбросил, – легко тряхнул челкой Леша.

– И, вероятно, вы нам можете объяснить – зачем? – все тем же ровным тоном продолжила допрос учительница.

– А она мне на ногу наступила и не извинилась, – весело соврал Терехин.

– Хм. – На губах англичанки мелькнуло подобие улыбки. – Видимо, вам кажется, что это логичное объяснение?

– Да ну что вы, – искренне всплеснул руками Леша. – Где я, а где логика! Каюсь, виноват, готов понести заслуженное наказание. Расстреляйте меня у доски, подлеца. Но прошу учесть, что я глубоко сожалею об этом прискорбном инциденте!

Он шутовски шаркнул ножкой и застыл в полупоклоне.

Класс замер в ожидании чего-то страшного. Тем удивительнее был долгий взгляд Ирины Григорьевны и странная фраза, которую она сказала дрогнувшим голосом: