Ирина Токмакова - Счастливо, Ивушкин !

Звездочки развесит?

А другое отвечало:

И не я,

И не ты,

Не деревья, не кусты,

Цвет калины, расцветай!

Зяблик, зяблик, вылетай!

Видно, это была какая-то песенка-игра, считалочка, что ли? Луша и Ивушкин слышали такую впервые.

Впрочем, они стали уже привыкать к тому, что деревья все время говорят что-то свое, поэтому шли не останавливаясь и не особенно прислушиваясь, а стараясь, главное, не пропустить развилку дорог, где им должен был встретиться на пути вежливый и воспитанный куст цветущей жимолости и рассказать, куда двигаться дальше.

- Ивушкин, ты не устал? - спросила Луша заботливо. - Может, я тебя немножечко прокачу, а?

Ивушкин мотнул головой.

- Да не хмурься ты. Сейчас дойдем до куста, и он нам скажет, как нам дальше идти к сестре Летнице.

Луша не успела договорить Справа от дороги кто-то, пока невидимый, звал на помощь.

Они остановились.

- Луш, по-моему, кто-то стонет. Слушай!

Они оба примолкли. Теперь им показалось, что справа, в кустах, кто-то, тихонько всхлипывая, плачет.

- Может, это так шелестят деревья, а, Луш? - неуверенно сказал Ивушкин.

- Нет, не похоже, - откликнулась Луша. - Ивушкин, - сказала она решительно, - там в лесу за кустами кто-то плачет, и этот кто-то зовет на помощь. Нет, вовсе это не деревья шумят! С кем-то стряслась беда!

То ли им почудилось, то ли было на самом деле: кусты сами раздвигались, расступались, давая им пройти.

Луша шла первой, глядя под ноги, предупреждая Ивушкина, когда попадалась ямка или рытвинка, чтобы он не упал и не ушибся. Голос того, кто плакал, становился ближе - значит, они двигались в правильном направлении.

Кусты кончились, начался ельник. Ели были огромные, и лапы их с темной длинной хвоей доходили до самой земли.

Возле большой ели кто-то лежал. Это была лосиха. Она лежала и не двигалась. Заметив Лушу и Ивушкина, подняла голову. Они увидели, как из ее глаз медленно, одна за другой, катятся слезы.

- Что с тобой? Почему ты лежишь и плачешь? - спросил Ивушкин.

А Луша подошла и подышала на нее - тепло, ласково, успокаивающе.

- У меня горе. Очень большое горе, - начала говорить лосиха и вдруг замолчала, прислушиваясь. - Что это такое странное?

Они тоже прислушались, но ничего странного не услышали.

- Тик-так, тик-так? - с недоумением произнесла лосиха.

Ах, вот оно что! Они-то уже попривыкли и не обращали внимания на тиканье, которое сопровождало их в стране "Нигде и никогда".

- Ничего, - сказала Луша. - Не пугайся. Это время тикает. Это наше время, к тебе оно не относится.

- Время? - переспросила лосиха. - Тикает? Как это страшно!

- Да нет, ничего страшного, успокойся, - сказала Луша. - Так расскажи, в чем твое горе. Может, мы сможем помочь.

И вот что оказалось.

Лосиху звали Светлина. Она жила вместе со своим лосенком в домике на еловой опушке. Он никуда от нее не отходил и любил слушать сказки. Да, между прочим, звали лосенка Люсик.

Луша с ее обстоятельностью хотела было спросить, сколько ему лет, большой он или маленький, но не спросила. Каких же лет, если тут нет времени? Должно быть, лосенок так и оставался лосенком всегда и никогда не делался большим лосем... Она в этих рассуждениях запуталась и не сказала вслух вообще ничего.

Лосиха тем временем продолжала рассказывать, как ни с того ни с сего пришло в голову Люсику, что он не маленький, а взрослый и сильный лось. И стал он убегать от своей мамы Светлины.

А последний раз и вовсе не вернулся. Не дождавшись своего лосенка в домике на еловой опушке, растревоженная Светлина отправилась на поиски. У нее уже и сомнений не осталось, что придется набраться сил и отваги и двигаться в страшные места, где обитает птица Гагана, потому что иначе куда бы мог потеряться маленький Люсик? Кроме злобной птицы, его никто не мог обидеть. И вот двинулась она к бездонному оврагу. Но не дошла. Попала передней ногой в расщелившееся дерево, упала и сломала ногу.

Дерево говорит, что предупреждало ее, что в стволе у него расщелина, но Светлина шла, глубоко погрузившись в свою тревогу, и предупреждения не услышала.

И бедная лосиха опять заплакала тихими, горькими слезами.

- Ты постой, не реви, - грубовато сказала Луша, а Ивушкин тут же ей напомнил:

- Луш, не вздумай ругаться. Не прибавляй Ноте работы!

Луша ругаться не стала.

- Действовать надо, а не плакать, - только и сказала она.

- Я не могу подняться! - в отчаянии воскликнула Светлина. - У меня сломана нога. - И она опять, хоть и побаивалась Лушу, заплакала.