Елена Усачева: Если бросить камень вверх

– Так! А ты чего такая умная? Я вообще не пойму, ты-то чего светишься? – Бросок. Пожевала. Проглотила. – Велес тебя все равно не любит. Он сейчас позлится-позлится – и что-нибудь придумает.

– Еще одного мишку подарит.

Еще у американцев все пьют из бумажных стаканчиков. Запасливая нация. Можно опять переработать и новые стаканчики сделать. Безотходное производство. Шов соединения только быстро наполняется горячей влагой и темнеет.

– Я эту припадочную про мишку спросила, а она такая: «Его зовут не Тэдди, а Эдди». Нет, ну ты представляешь! А Галич, гад, сидел, сидел, высидел.

– Может, она первая девчонка, к которой он сам подошел? До этого все больше мы за ним бегали.

Светка замерла. Вертела в пальцах кусочек картошки.

– Это тебе отец сказал?

– Ну да, он об этом стихи обычно и пишет.

Хотела пошутить. Получилось похожим на правду.

– Круто! – Светка верила. – А я к Галичу, главное, подхожу, говорю: «Я тебе вроде как должна». Ну, мы же договаривались. А он такой ржать и отвечает: «Я помню, десять поцелуев».

Последний картофельный ломтик был безжалостно смят. Коробочка завалилась на бок.

– Какие поцелуи? Ой!

Бумажный стаканчик подвел. Был бы стеклянный, выдержал бы. Его сжимай не сжимай. А тут – сжала разок, половина выплеснулась на стол и на рукав белого свитера.

– Как в сказке «Свинопас». Горшочек отдавался за сто поцелуев принцессы. Правда, он согласился на десять.

Саша успела представить, как Ариана целуется, поджав губки. А может, она совсем не целует, а сразу кусает, как вампир? Вон у нее как клыки торчат.

– И Ленка еще, главное, вся такая на меня кидается. Как будто я виновата.

– А что Ленка?

– Ну, типа, Галич с ней был. Ну, до того, как мы поспорили на Ариану.

– Да ладно, он ни с кем не был.

– А мог бы быть!

Фраза была слишком многозначительной. Подружки уставились друг на друга.

– Короче, если что, ты сама с Ленкой разберешься.

– Я-то тут при чем?

– Если она увидит, что вы целуетесь, может вообще убить.

В далеком детстве Саша знала эту историю. Про «Свинопаса». Там принц влюбился в принцессу. Она его не замечала, потому что терпеть не могла ничего живого. Ей все искусственное подавай. Тогда принц переквалифицировался в свинопасы и стал делать безделушки. Все они принцессе нравились. Расплачивалась она со свинопасом поцелуями. Однажды за такой расплатой ее застал отец и выгнал из королевства. Принц принцессу не пожалел, к себе домой не позвал, еще и гадостей вслед наговорил.

– Чего ты такие глаза делаешь? Сама поцелуи назначила. Чего? Мы, между прочим, тебя спасали! Это ты хотела Велесу отомстить.

Саша уже не помнила, что и когда она хотела. Это было так давно. Сильно дальше пятницы.

– Эдику все на руку. Второй раз получится Велесу отомстить. Первый раз – с Арианой, второй раз – с тобой.

Саша запаниковала. Какие поцелуи? Она собиралась целоваться с Галичем? Этого не могло быть. Он ей никогда не нравился. Да и Ариана с каждый днем кажется все симпатичней. Зачем ее обижать? И с Велесом она заново подружилась.

– Давай, давай, не капризничай! Я на вашу расплату Арианку позову. Пускай полюбуется. А то она не верит, что все на спор. Договариваемся? В понедельник утром? Перед школой?

– Чего перед школой? Давай уже в актовом зале. Играть – так по-крупному.

Светка медленно вытерла пальцы о салфетку.

– Поговори с Галичем сама. Позвони. И обсуди это.

Челка упала Светке на лицо. Она щелкнула пальцами по волосам.

– И вообще – «бедная Лиза» еще легко отделалась. Ее бы к нам, застрелилась бы при рождении.

– Твои поцелуи не подойдут?

– Не-а, я уже спрашивала.

– А Ленкины?

– Ленкины тем более.

– Давай Заре предложим?

– Чтобы нас ее отец убил?

– Мой отец тоже будет в ярости.

– А ты ему не говори. Зачем поэтов расстраивать? Одного, вон, расстроили, раньше времени помер.

Светка последнее время литературу полюбила, сильно переживала за Пушкина, ругала Гончарову.

– Ой, ну ладно, – засобиралась Светка. – Еще «Евгения Онегина» читать. Может, это будет получше, чем бедная Ли-иза, – противно протянула она последний слог.

– Там, кажется, никто не тонет.

– Тогда я пойду утону.

За окном на удивление спокойно. Так не должно было быть. Чудилось в этом что-то подозрительное. Опять шел дождь. Сеял и сеял сквозь прореху в действительности. И там уже не оставалось места ни на кого. Тем более на Эдика.

Дома обнаружилась мама.

Грохотала музыка. По квартире тянуло резким запахом благовоний. Лампы она не зажигала. Не любила, когда много света.