Жаклин Уилсон: Моя сестра Джоди

Вот почему похороны прошли в ближайшем крематории, в двадцати милях от школы, в Гэлфорде. Предполагалось, что на церемонии прощания будут присутствовать только родственники, но пришла практически вся школа.

– Я не хочу, чтобы они были здесь! – с горечью говорила мама. – Они просто хотят представить свою школу в самом выгодном свете, им это нужно после того скандала, который раздули газеты.

– Возможно. Но может быть, кто-то действительно хочет попрощаться с нашей Джоди, – пытался успокоить ее папа.

Все ученики пришли в отутюженной школьной форме. Маленькие девочки были в белоснежных носочках, у маленьких мальчиков вихры были приглажены и тщательно расчесаны на пробор. На всех младшеклассниках были аккуратно завязанные форменные галстуки, рубашки аккуратно заправлены за пояс. У каждого старшеклассника в руках были лилии, и они клали эти цветы на крышку гроба.

На мистере Уилберфорсе был темный костюм и черный галстук. Он привез и миссис Уилберфорс в ее инвалидной коляске. Ее длинные седые волосы покрывала черная сетчатая вуаль, ноги были прикрыты черным бархатным пледом. Позади Уилберфорсов робко пристроилась мисс Френч в блестящем темно-синем костюме, который был ей тесноват. Учителя выстроились в скорбный ряд, держа в руках сборники псалмов.

Джед тоже пришел, стоял в своей старой рабочей куртке – очевидно, другой темной одежды у него просто не было. Голова у него была опущена, лицо бледное, глаза покрасневшие. Возможно, он действительно горевал по Джоди, а может быть, просто мучился с похмелья.

В первом ряду сидели мама, папа и я. К нам подвезли Джоди в заваленном цветами закрытом гробу из красного дерева. Мне представилось, что сейчас, лежа на спине, Джоди морщится, глядя на постные лица, зевает, когда священник говорит об «ушедшей от нас прелестной, полной жизни юной девушке», делает вид, что ее тошнит, когда Анна – вы только подумайте, Анна! – поднялась и запела реквием Форе [13].

На протяжении всей службы я шепталась с Джоди, и она отвечала мне, что с ней все хорошо и что это самый замечательный момент в ее жизни – момент, когда все только хвалят ее саму и ее жизнь и никто не ругается и не кричит на нее. Малыши плакали, Дэн и Сакура просто захлебывались слезами, даже Зеф и тот шмыгал носом.

– Скажи им, пусть поостерегутся, – пошутила Джоди. – Если будут слишком сильно плакать, я начну приходить к ним. Я же теперь стала настоящей печальной белой шепчущей женщиной, значит, имею полное право подкрасться и прогудеть им прямо в уши: «Уууу!»

Джоди хихикнула, я тоже рассмеялась. Папа крепко обнял меня, наверное решил, что я тронулась умом. Лицо у него покраснело, он с трудом сдерживал слезы. Мама сидела рядом с ним, опустив голову и закрыв руками лицо. Плечи у нее дрожали – она плакала.

– Ах, мама, мама, – сказала Джоди. – Ее убивает то, что я на собственные похороны явилась с фиолетовыми волосами.

– Ее убивает то, что ты умерла, Джоди. Она очень тебя любит. Мы все очень тебя любим. Посмотри на бедного папу.

– Я знаю. Присмотри за ним за меня, Перл. Чаще обнимай его. Я тоже очень-очень люблю его. Но тебя я люблю больше всех, малышка. Ты моя самая лучшая на свете младшая сестра, и я люблю тебя больше всех, запомни.

– Я всегда буду помнить об этом. Я буду любить тебя всегда-всегда, всю свою жизнь, – сказала я, а орган в это время заиграл последний псалом.

Потом раздались новые звуки, жуткое звяканье. Гроб Джоди дернулся, и на долю секунды мне показалось, что Джоди сейчас откинет крышку гроба, разбрасывая по сторонам цветы, сядет и крикнет: «Шутка! Я вовсе не умерла, плаксы!»

Но крышка гроба осталась на месте, и цветы тоже. И мамины с папой огромные розы, и мой венок в виде сердечка из фрезий, а гроб медленно покатил вперед, к черному занавесу в конце помоста.

– Нет! – крикнула я. – Нет, не надо, Джоди! Не покидай меня!

Я боролась с папой, рвалась к гробу, пыталась добраться до него раньше, чем он исчезнет навсегда. Папа обхватил меня и припечатал к стулу. Джоди уплыла за занавес, даже не сказав мне «Прощай».

Вернувшись в школу, мы устроили поминки для взрослых. Мама настояла на том, что сама приготовит еду. Папа помогал ей, и я тоже – разносила чай, сэндвичи и фруктовый торт. Мне казалось диким, что в такой момент кто-то может есть и пить. Мне разрешили пригласить Харли и Гарриет, ведь они были моими самыми близкими друзьями.

Гарри плакала, глаза у нее были красными, из носа текло. Я обняла ее.