Тамара Айленд Стоун - Если бы мы знали

Она сидела, откинувшись на спинку скамьи и вытянув ноги.

– Утречко, – пробормотала она, приоткрыв один глаз. А потом снова задремала.

Мне ужасно хотелось поделиться с ней своими печалями, но я обещала маме молчать. «Давай не будем никому об этом рассказывать, – попросила она вчера, когда я вернулась с пробежки. – Ты же знаешь, как быстро у нас в церкви разлетаются новости».

Я подалась вперед и приветливо помахала Джеку и Логану – они сидели рядом с Алиссой в одних наушниках на двоих и смотрели видео на YouTube с записью выступления хора а капелла.

– Доброе утро, – сказал Логан.

Я вытащила из рюкзака карточки, по которым готовилась к тесту по химии, и начала их просматривать. Не успела я дойти до третьей, как Алисса выпрямилась и показала пальцем на сцену.

– О-о, смотри. Мой будущий муж сделал себе такую симпатичную стрижку на прошедших выходных!

Аарон вышел на сцену в голубой футболке с логотипом нашей школы, джинсах и черных суконных ботинках от «Томс». Он взял гитару и подошел к скамье у кафедры. Сегодня он не надел бейсболку – наверное, чтобы похвастаться новой стрижкой.

Ко мне в голову редко забредали мысли об Аароне – возможно, потому, что Алисса и так достаточно думала о нем за меня и, пожалуй, еще человек за шесть. Не то чтобы я ее не понимала. Он и правда был симпатичным, уверенным в себе, но не заносчивым, нет. А это придавало ему еще больше шарма. Однако сейчас, увидев его на сцене, я подумала только о маминых вчерашних словах: «Аарон – ценная находка для нашей школы, но ему приходится много платить за работу».

Перевод: если бы не он, я бы пошла учиться в Бостонский университет в следующем году.

– Мне надо повторять, – сказала я Алиссе, стуча пальцем по карточкам.

Она выхватила их у меня из руки.

– Что может быть важнее чувственной прически моего будущего мужа?!

– Мировой голод. Судьба женщин в развивающихся странах. – Я отобрала свои карточки. – Тест по химии.

Алисса посмотрела на сцену, и я проследила за ее взглядом. Аарон перебирал нотные листы, лежавшие рядом с ним на скамье. Он взглянул на первый ряд, кивнул нам и широко улыбнулся.

Я нахмурилась.

Когда Аарон отвернулся, Алисса хлопнула меня по руке.

– Видела, как этот мальчишка мне улыбался? Победа у меня в кармане!

Я еле сдержала смех.

– Мальчишка?!

Она закатила глаза.

– Не смейся. Не такой уж он и старый.

– Он на пять лет старше тебя!

– Четыре, – поправила меня Алисса. – Мне в следующем месяце восемнадцать.

– Ну и что? Он, считай, наш преподаватель!

– Только до июня, – ответила она и подмигнула.

Свет приглушили, и на сцене зажглись огни.

То, что обычно происходило дальше, всегда казалось мне нелепым, но я успела к этому привыкнуть за три с половиной года.

Папа выбежал на сцену с приколотым к толстовке микрофоном и принялся бешено размахивать руками. Он остановился в центре, перекатился с пятки на носок и окинул нас взглядом. А потом поднял руки в воздух и прокричал во все горло:

– Да здравствует день, подаренный нам Господом!

– Возрадуемся и поблагодарим Его! – закричал в ответ весь зал.

– Отлично! – Папа опустил руки. – Ничего себе, вы удивительно бодрые для утра понедельника. Аминь!

– Аминь! – отозвались мы.

Папа настаивал на том, чтобы его звали «пастор Жак», потому что «пастор Жаккар» звучало чересчур напыщенно, и все равно никто не мог это правильно произнести. Все мне завидовали и говорили, что им тоже хочется такого папу, что он для них больше друг, чем пастор, и ему они могут рассказать секреты, которые ни за что не доверили бы своим родителям. Раньше я этим гордилась. А в последнее время жалею, что он мой папа, и я не могу поговорить с ним по душам, как остальные ученики нашей школы.

– Прежде чем перейти к сегодняшней службе, позвольте сделать несколько объявлений, – сказал папа, меряя шагами сцену. – Как вам известно, школа у нас особенная. Мы собираемся все вместе в понедельник. В течение недели общаемся в небольших группах, обсуждаем, что у нас происходит в жизни. Каждое воскресенье возвращаемся сюда, в церковь, с нашими родными. Мы сближаемся, – добавил он, сплетая пальцы. – И мы по-настоящему понимаем друг друга, верно?

Краем глаза я заметила, как ученики согласно кивают – все, включая Алиссу.

– Аминь, – прошептала она.

У папы было доброе сердце, но мне не нравилось, как он говорил о нашей школе, будто это восхитительная утопия для подростков, которую он создал собственноручно, исключительно своими усилиями, рай, в котором все дружат, открыто говорят о своих чувствах и никогда никого не задевают ни словом, ни делом. Чудесная картинка; вот только лживая. Мы осуждали друг друга, только за спиной и шепотом, и критерии у нас были особые: например, насколько он или она хороший христианин.