Фрэнсис Элиза Бёрнетт: Таинственный сад; Маленький лорд Фаунтлерой; Маленькая принцесса. Приключения Сары Кру

– Послушай-ка этих птиц! Как они свистят и пищат! – сказал он. – Погляди, как они носятся, и прислушайся… Как они перекликаются. Это весна… точно все зовут куда-то… И листья распускаются… А пахнет-то как славно! – И он потянул в себя воздух своим вздернутым носом. – А вот бедный мальчик лежит взаперти, и ничего этого не видит, и думает все такое… что начинает плакать… Нам надо привезти его сюда… пусть смотрит, и слушает, и нюхает… пусть солнце хорошенько согреет его… всего насквозь… И не надо терять времени.

Когда Дикон чем-нибудь увлекался, он часто говорил на протяжном йоркширском наречии, стараясь иногда смягчить его, чтобы Мери легче было понять. Но ей так нравилось это наречие, что она пробовала сама говорить на нем, и теперь тоже заговорила.

– Конечно, надо, – сказала она. – Знаешь, что мы сделаем прежде всего? – продолжала она, и Дикон улыбнулся, потому что ее попытки говорить по-йоркширски всегда забавляли его. – Ты ему очень понравился, и он хотел бы тебя видеть, и Капитана, и Сажу тоже. Когда я пойду домой, я спрошу его, можно ли тебе прийти к нему завтра утром и привести твоих зверей… А потом… когда листья еще больше распустятся и почки тоже… мы возьмем его сюда… и ты будешь везти его кресло… привезем его и покажем ему все…

Она остановилась, очень гордясь тем, что произнесла такую длинную речь по-йоркширски.

– А ты когда-нибудь поговори с Колином по-йоркширски, – со смехом сказал Дикон. – Он будет смеяться… а людям хорошо смеяться. Моя мать говорит, что полчаса хорошего смеха каждый день вылечат всякого, кто собирается заболеть.

– Я сегодня буду говорить с ним по-йоркширски, – сказала Мери, смеясь.

Наступило такое время, когда каждый день в саду происходила такая перемена, как будто там проходили волшебники, вызывая своими жезлами красоту из земли, из ветвей. Мери трудно было расстаться со всем этим, тем более что Орех уселся на ее платье, а Скорлупка спустилась вниз во стволу яблони, под которой они сидели, и уселась там, вопросительно глядя на Мери. Но она пошла домой, и когда она уселась у постели Колина, он тоже начал нюхать воздух, хотя не так умело, как Дикон.

– От тебя пахнет цветами и еще чем-то… свежим! – радостно воскликнул он. – Чем от тебя пахнет? Это что-то и прохладное, и теплое… и такое душистое!

– Это степной ветер… Это потому, что я сидела на траве под деревом с Диконом, и с Капитаном, и с Сажей, и с Орехом, и Скорлупкой. Это весной пахнет, и свежим воздухом, и солнцем.

Она сказала это по-йоркширски, очень протяжно, и Колин начал смеяться.

– Что ты делаешь? – сказал он. – Ты никогда так не говорила при мне… Как это смешно!

– Это я говорю с тобой по-йоркширски, – торжествующе заявила Мери, продолжая говорить, как прежде. – Я не умею говорить так хорошо, как Дикон и Марта, но немножко умею. А ты понимаешь, когда это слышишь? А ведь ты родился и вырос в Йоркшире! Как тебе не стыдно!

И Мери сама расхохоталась, а потом они вместе так смеялись, что никак не могли перестать. В комнате поднялся такой шум, что миссис Медлок, отворившая было дверь, чтоб войти, отступила назад и стала изумленно прислушиваться.

– Господи Боже! – воскликнула она. – Да это неслыханно! Никто на свете не поверил бы!

Колин, казалось, не мог наслушаться рассказов о Диконе, о Капитане и Саже, об Орехе и Скорлупке, о пони, которого звали Прыжок. Мери нарочно вышла с Диконом в лес, чтобы поглядеть на пони. Это была маленькая степная лошадка, с густой гривой, которая свешивалась ей на глаза, и мягкой, как бархат, мордой. Как только Прыжок завидел Дикона, он поднял голову и тихо заржал, потом подошел к нему и положил голову ему на плечо. Дикон стал что-то говорить ему на ухо, а он ржал и фыркал, точно отвечая ему. Дикон заставил его дать Мери одну из передних ног и «поцеловать» ее в щеку бархатистой мордой.

– Разве он в самом деле понимает все, что ему говорит Дикон? – спросил Колин.

– Кажется, что понимает, – ответила Мери. – Дикон говорит, что всякая тварь поймет тебя, если только ты н а с т о я щ и й друг ей; но надо быть н а с т о я щ и м другом.

Колин несколько секунд лежал молча, и его странные серые глаза смотрели на стену, но Мери видела, что он о чем-то думает.

– Я бы хотел подружиться с каким-нибудь созданием, – сказал он, – только я не умею. У меня никогда не было никого… А людей я не терплю.

– А меня тоже не терпишь? – спросила Мери.

– О, нет, – ответил Колин, – это очень смешно, но я тебя, кажется, люблю.