С. Гроув - Стеклянная карта

В последующие дни, недели и месяцы жители Бостона все чаще и чаще сталкивались с невероятными последствиями того происшествия, хотя ни о каком понимании и речи быть не могло. Просто из Англии и Франции почему-то перестали прибывать корабли. Позже начали возвращаться моряки, покинувшие Бостон уже после памятного события. Напуганные, потрясенные, они рассказывали о древних гаванях, о чуме… Торговцы, ездившие на север, принесли вести о бесплодных, заснеженных землях. По их словам, там невозможно было найти признаков человеческого жилья, зато появились невиданные звери, известные нам лишь по смутным преданиям. Те, кто сбывал свой товар на юге, распускали и вовсе немыслимые слухи. О величественных городах, построенных сплошь из стекла, о набегах конников и опять-таки о бесчисленных диковинных животных.

Стало ясно, что в то ужасное мгновение мир рассыпался на части, более не связанные общим течением времени. Обломки, кувыркаясь, куда-то неслись сами по себе, заброшенные в разные эпохи. То есть в пространстве они по-прежнему граничили друг с другом, но время воздвигло между ними неодолимые преграды. Теперь никто не знал ни истинного возраста вселенной, ни того, в каком столетии была спровоцирована катастрофа. Известный нам мир оказался расколот; его место занял совершенно другой, новый и незнакомый.

Мы назвали случившееся Великим Разделением».

День, когда Новый Запад закрыл свои границы, выдался самым жарким в году. Именно тогда София Тимс навсегда изменила свою жизнь, перестав следить за временем.

Впрочем, в начале того знаменательного дня она не сводила глаз со стрелки часов. В здании бостонской палаты представителей, как раз над местом спикера, висел громадный золотой циферблат с двадцатью делениями. Когда пробило восемь, зал уже был набит битком. На скамьях, подковой огибающих возвышение, сидели парламентарии: восемьдесят восемь мужчин и две женщины, достаточно состоятельные, чтобы обеспечить себе эти места. Напротив расположились посетители, заплатившие за время обращения к парламенту, а подальше – члены общества, которые сумели купить право присутствия в партере. На высоком балконе, где было дешевле всего, Софию с обеих сторон теснили мужчины и женщины. Солнечный свет вливался сквозь высокие окна, сверкая на позолоте изогнутых балконных перил.

– Ну и духовка, – вздохнула дама, сидевшая рядом с Софией. Она обмахивалась шляпкой, над верхней губой каплями выступил пот, поплиновое платье смялось и стало влажным. – Бьюсь об заклад, в партере на добрых пять градусов прохладнее!

София нервно улыбнулась в ответ и ерзнула башмачками по деревянному полу.

– Там, внизу, мой дядя, – сказала она. – Он будет выступать!

– В самом деле? А где он? – заинтересовалась соседка, положила на перила пухлую руку и стала смотреть вниз.

София указала ей на мужчину с темно-русыми волосами: он сидел выпрямив спину и скрестив на груди руки. На нем был льняной костюм, на колене лежала тонкая книжка в кожаной обложке. Темные глаза спокойно изучали переполненный зал. Рядом с ним откинулся на спинку скамьи его друг, состоятельный исследователь Майлз Каунтримен, раскрасневшийся от жары, с шапкой белых волос, слипшихся от пота. Он вытирал лицо носовым платком.

– Вон там, – сказала София. – Прямо против спикеров.

– Где? – прищурилась дама. – Ух ты, да здесь сам Шадрак Элли, как я посмотрю!

София с гордостью улыбнулась:

– Так это он и есть. Мой дядя Шадрак!