Ирина Токмакова - Из уроков Мудрослова. Стихотворения и сказочные повести

Коли сочинилась «Яблонька», я решила написать целый цикл о деревьях. Так что следующим номером я принялась за сосну. Но не тут-то было! Стихотворение не писалось, не звучало, не вытанцовывалось.

Сосна, сосна… Высокая, стройная, мачтовая… Пишу:

Но мой домашний редактор на страже:

– Что ты такое пишешь? Ведь яблонька у тебя живая, яблонька-девочка, а сосну ты превращаешь в мёртвую древесину. Так не пойдёт.

Месяца два я крутила и вертела строчки, пока не получилось всего-то четыре строки:

Так стихотворение зажило, задышало. Моя первая оригинальная книжка так и называлась: «Деревья». В первый раз она появилась с иллюстрациями Льва Токмакова в далёком-далёком шестидесятом году. По-видимому, мы имеем право числить себя шестидесятниками. Книжку хорошо приняли читатели, композиторы сразу же написали песенки на эти стихи. И спасибо моим старшим коллегам, тогда уже непререкаемым классикам, поддержавшим меня в самом начале пути.

Как-то в нашей коммуналке раздался телефонный звонок. В трубке послышался глуховатый голос: «Это говорит Маршак. Я прочитал ваши переводы в „Мурзилке“. Вот что, голубчик, заходите-ка ко мне, потолкуем». Надо ли говорить, как я разволновалась. Конечно, тут же отправилась к Самуилу Яковлевичу. Ушла от него окрылённая, держа в руках рекомендацию в Союз писателей.

А вскоре моя соседка Аллочка, жившая рядом в той же коммуналке, примчалась к нам на Медвежьи Озёра, где мы снимали хибарку на лето. Она размахивала газетой и в восторге восклицала:

– Михалков, сам Михалков!

В газете был напечатан аж целый подвал, посвящённый моим первым опытам. А ещё какое-то время я занималась в семинаре Бориса Владимировича Заходера. И вторая рекомендация в Союз писателей была именно от него.

Мои дотошные читатели-слушатели задают мне ещё один вопрос, на который ответить, может быть, ещё труднее, чем рассказать, как и почему я стала писателем. Они спрашивают: почему я стала писателем детским?

Ответ мне приходится искать в моём собственном детстве. С самого рождения и до четырнадцати лет я росла при Доме ребёнка, который первоначально назывался Дом подкидышей.

Нет, подкидышем я не была. Я росла в полной семье, где были и папа, и мама, и тётя – папина сестра, которую я считаю своей второй матерью, даже старшая сестра у меня была. Просто мама была детским врачом, она заведовала этим домом, и мы жили там, как раньше говорили, на «казённой квартире».

О детишках постоянно шёл разговор, они гуляли во дворе под окнами, мама думала о них и заботилась чуть ли не больше, чем о своих родных дочерях. А ребятишки эти были обездолены, лишены самого нужного для человека – материнского тепла. И с самого детства я поняла, что детям необходимы и забота и ласка. Иначе им не выжить. Накормить и одеть – мало. Детей надо любить.

Во время Великой Отечественной войны Дом ребёнка эвакуировали в деревню под городом Пенза. И там, будучи ещё только подростком, я помогала воспитателям. Мне казалось, что это как бы и мои дети. Об этом я написала маленькую повесть «Сосны шумят».

Там – всё правда. Там всё, как было. Даже некоторые имена остались подлинные. Девочка Олеся – это я и моя сестра, как бы слитые в один образ. Сестру мою зовут Елена, а домашнее её имя – Лёся. Заведующая Вера Александровна – это моя мама, только звали её Лидия Александровна. А вот учитель музыки Сметан Сметаныч так и прозывался. И завхоз Исаак Маркович тоже был на самом деле. И девочка Тамара. Потом, когда в сорок третьем году мы все вернулись в Москву, Тамару удочерила одна хорошая семья. С тех пор я о ней ничего не знаю. Вот так я постаралась рассказать детям о войне – описывая тогдашнюю жизнь их сверстников.

Может быть, это всё и есть ответ на вопрос, почему я сделалась писателем именно детским. Проведённое рядом с нуждавшимися в любви и заботе маленькими детьми моё собственное детство – и есть тот самый ключ, та самая причина моей «детскости».

Потом, после «Деревьев», я не раз возвращалась в своих стихах к теме природы. Мне бы хотелось, чтобы читатель мой чутко присматривался к тому, что его окружает, чтобы любил и берёг каждый цветочек, каждую веточку, чтобы понимал, что и они – живые.

Так в разное время появлялись книги про зиму и лето, про дождик и снег. Книжки эти назывались бесхитростно. Например, «Времена года». В сентябре там лил дождь-первоклассник, осенние листья вслед за птицами хотели улететь в Африку, весна, шагая, тёплыми ногами растапливала снег. И стихи про волшебный магнитофончик, который записывает подслушанные разговоры, – это тоже стихи о природе, о том, как разговаривают осинки с ветром, орешник – с маленьким зайчиком, тропинка – с рекой: