Агния Барто: За цветами в зимний лес

Но когда идут занятия,
Тут бессильна телепатия,
И понятно отчего:
Каждый хочет обязательно,
Чтоб не вызвали его.

Нас понять не в состоянии
Пётр Иваныч — педагог:
Уловить на расстоянии
Столько мыслей кто бы мог!

Еще признаюсь кстати я:
Девчонка есть одна,
Она моя симпатия,
Но не со мной дружна…

Теперь мне телепатия
Особенно нужна!

Вздыхал отец,
Вздыхала мать:
— Ну как на сына
Повлиять?
Все утро мы влияли —
Храпит он в одеяле!

Наверно, слишком
Мы добры!
Он поздно
Спать ложится.
Он отрастил
Свои вихры,
Как будто он
Девица!

Как он развязно
Входит в дверь,
Играя на гитаре.
Он не с товарищем теперь —
С девчонкой Любой
В паре.

Вздыхал отец,
Вздыхала мать:
— Наверно, из-за Любы
Ты перестал
Нас понимать,
Ты стал нечуткий,
Грубый…

И вдруг он
Без гитары
Идёт в причёске
Старой!..
Ни дерзостей,
Ни крика,
Не мальчик —
Кот-мурлыка.

Удивлены
Отец и мать:
Кто мог
На парня
Повлиять?!

А повлияла
Люба.
Он понял:
Ей не любо,
Когда он дерзок
С ней.
Он раньше,
Без гитары,
В своей прическе
Старой,
Ей нравился
Сильней.

Я люблю ходить вдвоём
В поле, в лес, на водоём,
Я люблю пускаться в путь
Не один, а с кем-нибудь.

Я люблю кричать: «Гляди!
Посмотри! Постой-ка!
Видишь, речка впереди!
Лодок, лодок сколько!..»

И с обрыва, с высоты
Я зову: «Ау! Где ты?
Погляди с обрыва,
Как вокруг красиво!»

Я один брожу в лесу…
(Так бывает редко.)
Задрожала на весу,
Закачалась ветка.

Белка в зелени густой
Скачет в перелеске.
Крикнуть некому: «Постой!»
Я один…
Мне красотой
Поделиться не с кем.

В лесу, не в парке городском,
Шли по змеистой тропке
Четыре девочки гуськом,
Они народ не робкий.

Шагали вьющейся тропой.
Одна запела что-то,
Другая крикнула: — Не пой!
Попали мы в болото!

Тропинка в чащу завела,
Не продерёшься в чаще:
Деревьев мертвые тела,
А рядом лес молчащий.
Дубов высокие ряды
Под самым небом синим…

Ушли подружки от беды:
— Тут пропадешь, в трясине! —
Ушли подружки от беды,
Идут, твердят на все лады:

— Тропинка виновата!
— Ишь завела куда-то… —
Тропинка, если бы могла,
Сказала бы, вздыхая:
«Сама себе я не мила,
Судьба моя такая:

Меня ругают все подряд,
Что я дурная тропка,
Что я кружусь вперед, назад,
Что под ногами топко.

Но люди, в прошлые года,
Спасибо мне сказали.
Однажды в лес пришли сюда
Скрываться партизаны.

Гнались за ними по пятам,
Гнались всю ночь фашисты,
Я завела к глухим местам,
К зеленой топи мшистой.

Я партизан тогда спасла,
Они ушли с рассветом…»

Тропинка, если бы могла,
Сказала бы об этом.
Но ей, бедняге, не вздохнуть,
Ей не сказать ни слова…
И каждый, кто выходит в путь,
Ее ругает снова.

Едет, едет Настенька
В новенькой коляске,
Открывает ясные,
Новенькие глазки.

Подбегает к Настеньке
Паренёк вихрастенький:

— Сговориться с Настей
Вовсе не могу!
Говорю ей: «Здрасте!»
А она: «Агу».

Настенька не в духе,
К ней пристали мухи.

Мама на скамейке
Охраняет дочь:
— Тут летать не смейте,
Вас прогоним прочь! —

Подбегает к Настеньке
Паренёк вихрастенький:

— До чего она мала,
С мухой сладить не смогла! —

И, как взрослый,
Он вздыхает:

— Эх, Настасья,
Ничего ты не умеешь,
Вот несчастье!

— Подожди, мы поумнеем, —
Мама отвечала, —
Улыбаться мы умеем.
Разве это мало?
И сегодня мы как раз
Улыбнулись в первый раз!

Соседка Таня, лет пяти,
Спросила: — Можно мне войти?
Пусть Настенька проснется,
Пускай мне улыбнется!

Соседка Нина, лет шести,
Спросила: — Можно мне войти?
Пусть Настенька проснется,
Пускай мне улыбнется! —