Л. Щипулина - Хрестоматия по литературе эпохи Возрождения для 7 класса

34Отцу и детям было не спастись:
Охотникам досталась их потреба,
И в ребра зубы острые впились.

37Очнувшись раньше, чем зарделось небо,
Я услыхал, как, мучимые сном,
Мои четыре сына просят хлеба.

40Когда без слез ты слушаешь о том,
Что этим стоном сердцу возвещалось, –
Ты плакал ли когда-нибудь о чем?

43Они проснулись; время приближалось,
Когда тюремщик пищу подает,
И мысль у всех недавним сном терзалась.

46И вдруг я слышу – забивают вход
Ужасной башни; я глядел, застылый,
На сыновей; я чувствовал, что вот –

49Я каменею, и стонать нет силы;
Стонали дети; Ансельмуччо мой
Спросил: «Отец, что ты так смотришь, милый?»

52Но я не плакал; молча, как немой,
Провел весь день и ночь, пока денница
Не вышла с новым солнцем в мир земной.

55Когда луча ничтожная частица
Проникла в скорбный склеп и я открыл,
Каков я сам, взглянув на эти лица, –

58Себе я пальцы в муке укусил.
Им думалось, что это голод нудит
Меня кусать; и каждый, встав, просил:

61«Отец, ешь нас, нам это легче будет;
Ты дал нам эти жалкие тела, –
Возьми их сам; так справедливость судит».

64Но я утих, чтоб им не делать зла.
В безмолвье день, за ним другой промчался.
Зачем, земля, ты нас не пожрала!

67Настал четвертый. Гаддо зашатался
И бросился к моим ногам, стеня:
«Отец, да помоги же!» – и скончался.

70И я, как ты здесь смотришь на меня,
Смотрел, как трое пали друг за другом,
От пятого и до шестого дня.

73Уже слепой, я щупал их с испугом
Два дня звал мертвых с воплями тоски;
Но злей, чем горе, голод был недугом».

76Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,
Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая,
Как у собаки, крепкие клыки.

79О Пиза, стыд пленительного края.
Где раздается si! [53] Где раздается si! – по-итальянски «да». В то время романские языки разделяли по звучанию слова «да» – язык «си», язык «ок», язык «ум». Такой классификации придерживался и Данте. Коль медлит суд
Твоих соседей, – пусть, тебя карая,

82Капрара и Горгона с мест сойдут
И устье Арно заградят заставой, [54] Капрара и Горгона с мест сойдут и устье Арно заградят заставой… – Капрара и Горгона – острова в Тирренском море, а в устье Арно лежит Пиза.
Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!

85Как ни был бы ославлен темной славой
Граф Уголино, замки уступив, –
За что детей вести на крест неправый!

88Невинны были, о исчадье Фив. [55] … о исчадье Фив… – По преданью, Пизу основали выходцы из греческого города Фив, чья история была полна трагических событий.
И Угуччоне с молодым Бригатой,
И те, кого я назвал, в песнь вложив.

91Мы шли вперед равниною покатой [56] Вергилий и Данте вступают в третий пояс девятого круга Ада – Толомею, где уготованы вечные муки для предавших друзей.
Туда, где, лежа навзничь, грешный род
Терзается, жестоким льдом зажатый.

94Там самый плач им плакать не дает,
И боль, прорвать не в силах покрывала,
К сугубой муке снова внутрь идет;

97Затем что слезы с самого начала,
В подбровной накопляясь глубине,
Твердеют, как хрустальные забрала.

100И в этот час, хоть и казалось мне,
Что все мое лицо, и лоб, и веки
От холода бесчувственны вполне,

103Я ощутил как будто ветер некий.
«Учитель, – я спросил, – чем он рожден?
Ведь всякий пар угашен здесь навеки».

106И вождь: «Ты вскоре будешь приведен
В то место, где, узрев ответ воочью,
Постигнешь сам, чем воздух возмущен».

109Один из тех, кто скован льдом и ночью,
Вскричал: «О души, злые до того,
Что вас послали прямо к средоточью,

112Снимите гнев со взгляда моего,
Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою.
Пока мороз не затянул его».

115И я в ответ: «Тебе я взор открою,
Но назовись; и если я солгал.
Пусть окажусь под ледяной корою!»

118«Я: – инок Альбериго [57] Инок Альбериго… – Он получил пощечину от своего родственника Манфредо. Скрыв свои истинные чувства, Альбериго якобы в знак примирения пригласил Манфредо к себе. Во время обеда, данного в его честь, хозяин произнес условную фразу: «Теперь подайте фрукты!» На Манфредо набросились убийцы и закололи его. Отсюда родилась поговорка: «Фрукты брата Альбериго». Этот эпизод произошел в 1285 г. Ниже Альбериго из Ораэнцы в Романье назван «гнуснейшим из романцев». , – он сказал, –
Тот, что плоды растил на злое дело
И здесь на финик смокву променял».