В «Исторической поэтике» осуществляется попытка большого исторического синтеза. Б.М. Энгельгардт точно определил важнейшую черту «исторической поэтики» как единой «книги высшего научного синтеза», к созданию которой Веселовский стремился всю жизнь, «частью сознательно, частью бессознательно, влекомый таинственным инстинктом гениального ученого» (17, с. 13–14).
Способность к синтезу сказалась в отношении Веселовского к мифологической школе как важнейшему направлению тогдашней компаративистики. Комментируя работу Веселовского «Сравнительная мифология и ее метод», В.Я. Пропп писал: «Соотношение между тремя основными направлениями было неравное: внешне господствовала школа мифологическая. Она была представлена наибольшим количеством имен и трудов. Однако кульминационный пункт ее явно был пройден. Школа историческая или школа заимствований была менее заметна, но ближайшее будущее принадлежало ей. Школа антропологическая (этнологическая) еще только зарождалась» (цит. по: 14, с. 289–290).
В «Поэтике сюжетов» Веселовский подтвердил свою склонность к синтезу, характеризуя все три теории – мифологическую, заимствования, этнографическую, обеспечивавшие сравнительный метод, в котором Веселовский видит путь научного исследования, ведущий к верным, не умозрительным, обобщениям, меняющий понятия о творчестве. Он положил сравнительный метод в основание исторической поэтики. Веселовский отмечал, что этот метод вовсе не новый, не предполагающий какого-либо особого принципа исследования: «он есть только развитие исторического, тот же исторический метод, только учащенный, повторенный в параллельных рядах, в видах достижения возможно полного обобщения» (3, с. 15).
И.О. Шайтанов подчеркивает универсальность сравнительного метода, который, в отличие от современной компаративистики, не ограничивает себя межнациональными контактами. «Никакое культурное явление не может быть выведено за его пределы. Понять – значит сопоставить, увидеть аналогичным или, возможно, установить неожиданное родство. Нет культур, которым присуще только «свое». Многое из того, что стало “своим”, некогда было заемным, “чужим”. У национальных культур могут быть периоды добровольной или вынужденной самоизоляции, но это не отменяет общего культурного закона» (16, с. 39). Этот закон формулируется как « двойственность образовательных элементов », определивший характер нового развития – в отличие от (видимой, по крайней мере) цельности древнего (14, с. 65). Веселовский несколько раз повторяет эту мысль («двойственность образовательных элементов»), двигаясь от истоков культуры к ее современному состоянию, «к новой Европе, с двойственностью ее образовательных и поэтических элементов» (4, с. 68).
В «Определении поэзии» (обозначенной Веселовским как первая часть «Исторической поэтики») он изложил «программу» поэтики (зарождение которой относит к 1870 г.): «Давно чувствуется потребность заменить ходячие “теории поэзии” чем-нибудь более новым и цельным, что бы отвечало тем потребностям знания, которые вызвали в наши дни сравнительно-историческую грамматику и сравнительную мифологию. Указав на эти дисциплины, я с тем вместе определил задачи, материал и метод новой поэтики . Ее задачей будет: генетическое объяснение поэзии как психического акта, определенного известными формами творчества, последовательно накопляющимися и отлагающимися в течение истории» (6, с. 83). Метод новой поэтики – сравнительный. Материалом такой поэтики будет поэзия во всех ее проявлениях, от эротических порывов австралийской хоровой пляски до Шекспира. То, что существовало прежде под названием поэтики или теории поэзии, отличается от концепции Веселовского, масштаб которой до конца не оценен. Его концепция представляет собой настоящий переворот в гуманитарных науках, определяет задачи новой поэтики , отличной от старой, нормативной поэтики аристотелевского типа, в рамку которой с трудом укладывались новые поэтические откровения, пробивая в ней брешь, ломая ее. Настало время, пишет Веселовский, подумать о новом здании – «новой поэтике, основанной на материалах и наблюдениях, специально принадлежащих ее области, осторожно пристраивающей свои результаты к выводам, заимствованным из сферы других искусств» (6, с. 83–84).
Веселовский рассматривает поэтическое творчество как живой процесс, в который внесен «двоякий элемент законности, обусловливающий повторение одних и тех же форм, одних и тех же процессов: психологический и исторический (6, с. 146), совершающийся «в постоянной смене спроса и предложения, личного творчества и восприятия масс» (19, с. 83), и в рамках одних и тех же психологических процессов и исторических форм постоянно обогащающего свое содержание всем, что «выработала мысль в смысле жизненных выводов и теоретических обобщений» (6, с. 146).
Читать дальше
