Если в первых нескольких репортажах оценки автора ещё в подтексте, то ближе к концу серии отчётов комментарии Марка Твена становятся недвусмысленными: «<���…> До того как я сумел уловить его посыл, он пал жертвой регулярной болезни парламента – растерял свои мозги и превратился в улыбающегося, общительного, сентиментального идиота» [106] «<���…> Before I could catch his drift, he fell a victim to his old regular "parliamentary usage" dysentery, – passed his brains, and became a smiling, sociable, driveling lunatic». Ibid.
.
Важно, что, выставляя в смешном свете депутатов, автор в то же время своеобразно «развлекался». Нередко объектом насмешки становился… он сам. Этот приём саморазоблачения станет отличительной чертой стиля Марка Твена и в последующем творчестве. Перевоплощаясь в наглого репортёра, автор добавлял репортажам своеобразного шарма, намекая, стоит ли воспринимать всерьёз всё написанное в них. Сначала он откровенно заявляет: «Я не считаю себя ответственным за ошибки, сделанные в то время, когда Палата полна красивых женщин, которые постоянно пишут мне нежные записки и ждут на них ответа» [107] «I do not consider myself responsible for mistakes made when the House is full of beautiful women, who are: writing tender notes to me all the time and expecting me to answer them». Ibid.
, а в следующем репортаже поражает откровенностью: «В то время как я вчера некоторое время отсутствовал по важному делу, выпивал [курсив автора работы], Палата, с присущем ей очаровательным единодушием, «подбросила» один из моих любимых законопроектов выше, чем воздушного змея, без единого голоса «против» [108] «While I was absent a moment, yesterday, on important business, taking a drink, the House, with its accustomed engaging unanimity, knocked one of my pet bills higher than a kite, without a dissenting voice». Ibid.
.
Можно утверждать, что именно в серии репортажей о законодательстве штата Марк Твен вплотную приблизился к той границе, что отделяет журналистику от литературы. Здесь он не просто фиксирует и воссоздаёт реальность, как и положено репортёру, а реконструирует её – комментарии автора, его утрированные портреты депутатов, больше похожие на шаржи, остроумие и беззастенчивость оценок составляют истинный замысел произведения. Простой количественный анализ показал, что более половины всех этих отчётов составляют разнообразные рассуждения автора, нередко не имеющие ничего общего с темой собрания. Наконец, значим здесь и сам переход, уже почти окончательный, к «обязывающему» псевдониму. Репортажи с такой подписью уже не могли оставаться в строгих границах информационного сообщения, ведь Марк Твен мог чувствовать себя органично только в стихии игры, низвержения авторитетов и смешения серьёзного и комического.
Репортажи о собраниях законодательных органов стали немаловажным этапом для последующего становления литературного мастерства – здесь Марк Твен впервые высмеивал и пародировал общественный институт и служителей закона; этот опыт ещё пригодится писателю в рассказах.
Анализ репортажей Сэмюэла Клеменса, как и большинства его новостных заметок и корреспонденций, показал нам, что стандартный набор тем, переходящий из номера в номер, совершенно не оставлял простора для воображения, так что журналисту приходилось идти на всякого рода «хитрости», чтобы разнообразить свою рутинную работу. Это были первые шаги в игре с фактом и вымыслом, которые приведут к уже гораздо большей доле субъективизма в письмах-корреспонденциях Марка Твена из Карсон-Сити и к окончательной победе фантазии в журналистских мистификациях. Но несмотря на то, что практически с первых месяцев работы в журналистике, его неуклонно тянуло к преувеличению и желанию «домыслить» произошедшее, работа Сэмюэла Клеменса с фактом в новостных жанрах оказала большое влияние на всё его последующее творчество. Мы можем согласиться с Ш. Фишкин, которая утверждала, что «на последующее становление Твена как писателя имел значение стиль его ранних работ для газеты, а не их содержание» [109] «But it was in the realm of style rather than content that Twain’s early newspaper work had the greatest significance for his growth as a writer». Fishkin S. F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America. Baltimore and Lnd.: The John Hopkins Univ. Press, 1985. P. 58.
. Добавим к этому немаловажное замечание Г. Беллами: «Безусловно, его работа в журналистике бесценна для него в одном смысле: она обеспечила ему лёгкий путь к читателям и не позволила прекратить писать в годы становления» [110] «Certainly, his journalism was invaluable to him in one way: it furnished him a ready outlet and kept him writing during his formative years». Bellamy G. Mark Twain as a Literary Artist. Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1950. P.90.
.
Сэмюэл Клеменс не придерживался строгой формы репортажа. Подробные, включающие профессиональные термины отчёты о состоянии шахт чередовались с работами, где основным приёмом была пародия. Тем не менее мы выделили несколько критериев, по котором эти неоднородные в стилистическом отношении произведения всё же можно относить к одной группе. Это, в первую очередь, установка на информативность (эта функция должна всегда выходить на первый план). Во-вторых, важно то, что Сэмюэл Клеменс в репортажах всегда был свидетелем того события, о котором повествовал. Наконец, важна особая атмосфера сиюминутности происходящего, приём воссоздания. Так или иначе эти элементы присутствовали в проанализированных материалах, но тем не менее назвать репортажи Сэмюэла Клеменса (а позднее – Марка Твена) типичными представителями жанра сложно: уже на начальном этапе он пытался включать в них вымысел. Иногда «ненавязчиво», в одной лишь фразе упомянув вымышленного персонажа Ненадёжного, или же значительно изменив тональность письма от условно объективного к подчёркнуто гротескному и субъективному (отдельные фрагменты в отчётах о заседаниях законодательного органа штата). Однако принципиально то, что «художественность» этих репортажей, несмотря на то, что она существенно изменяла традиционные представления о классическом журналистском информационном тексте, всё же пока оставалась в его границах. Не полнокровные художественные образы, а карикатуры на реальных людей, не выдуманные сюжеты, а настоящая действительность, пусть в её изображении и присутствует субъективизм – до литературы оставалось несколько шагов, хотя некоторые приёмы повествования, появившиеся в позднем творчестве, Марк Твен оттачивал уже в то время.
Читать дальше