Марианна Басина - На брегах Невы [без иллюстраций]

Он всё сильней и сильней тосковал по Петербургу. «Мочи нет, почтенный Александр Иванович, — писал Пушкин старшему Тургеневу, — как мне хочется недели две побывать в этом пакостном Петербурге: без Карамзиных, без вас двух, да ещё без некоторых избранных, соскучишься и не в Кишинёве».

Третий год он сидел в Кишинёве, этой сонной дыре, страстно мечтая вырваться. Он писал друзьям, но они молчали. Время было неподходящее, чтобы просить за него. Тогда он сам решил «карабкаться» — и писать Нессельроде.

«Граф,

Будучи причислен по повелению его величества к его превосходительству бессарабскому генерал-губернатору, я не могу без особого разрешения приехать в Петербург, куда меня призывают дела моего семейства, с коим я не виделся уже три года. Осмеливаюсь обратиться к вашему превосходительству с ходатайством о предоставлении мне отпуска на два или три месяца.

Имею честь быть с глубочайшим почтением и величайшим уважением, граф, вашего сиятельства всенижайший и всепокорнейший слуга Александр Пушкин.

Он рвался из Кишинёва, но его не отпускали. «Ты знаешь, — рассказывал он в письме к брату, — что я дважды просил… о своём отпуске… и два раза воспоследовал всемилостивейший отказ. Осталось одно — писать прямо на его имя — такому-то, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости». Но и на «такого-то» в Зимнем дворце, то есть на царя, не приходилось рассчитывать. Пушкин остался прежним и гордился этим.

Он не только не льстил Октавию — царю, но по-прежнему писал на него эпиграммы:

Пушкин не собирался купить себе свободу ценою унижения и лести. И всё же он верил, что наступит день, когда он вернётся к друзьям на брега Невы. Вернётся непобеждённым.

Есть люди — Пушкин принадлежит к их числу, — следы которых не властно стереть даже время. Такие люди вечно живут там, где жили некогда. Их шаги не умолкают, их голоса звучат. Они становятся частью своей страны, своего города. Ведь города не только здания. Города — это люди. Кудрявый юноша, который после Лицея приехал в Петербург, продолжает жить в Ленинграде. И каменная летопись улиц хранит его следы.

Тот, кто захочет за Крюковым каналом отыскать захолустную Коломну, потерпит неудачу. Коломны давно уже нет. Она слилась с центром города, забыв и деревянные домишки, и дощатые заборы, и плохо мощённые улицы. Старая Коломна исчезла. И только по-прежнему неспешно течёт здесь в гранитных берегах неширокая тёмная Фонтанка, по-прежнему раскачивает ветер тяжёлые цепи на старинном Калинкином мосту, и нет-нет да и встретятся среди более новых зданий дома-старожилы, видевшие Пушкина.

Дом Клокачёва на Фонтанке, который целых три года служил жилищем Пушкину, изменился до неузнаваемости. Он расширен и надстроен. Но центральная часть его — старая. Где-то здесь, во втором этаже, окна квартиры Пушкиных…

Вблизи дома Клокачёва подходит к Фонтанке проспект Римского-Корсакова. Во времена Пушкина он назывался Екатерингофским. Здесь, в доме на углу Никольской улицы (ныне улица М. И. Глинки), жил Никита Всеволожский, собиралась «Зелёная лампа».

Дом «Зелёной лампы» прекрасно сохранился. Он точно такой, как в те далёкие годы, — массивный, трёхэтажный, строгой архитектуры. На стене — мемориальная доска с надписью: «В этом доме бывал в 1819—1820 гг. А. С. Пушкин на собраниях литературно-политического кружка „Зелёная лампа“».

От дома «Зелёной лампы» рукой подать до Театральной площади. Площадь и теперь носит старое название. Но на месте Большого каменного театра стоит Ленинградская консерватория. Напротив неё — Театр оперы и балета имени С. М. Кирова.