Эдуард Побегайло: Избранные труды

Подвергаются критике непреложные постулаты, выстраданные на протяжении всей драматической истории отечественного судопроизводства. Например, такое утверждение корифея процессуальной науки М. С. Строговича: «Если истина по уголовному делу не найдена, если преступление не раскрыто и преступник не изобличен… – это значит, что следствие и суд не справились со своей задачей» [26]. По мнению названных критиков, такое требование ведет к серьезным негативным последствиям в сфере правоохранительной деятельности (нарушения в регистрации и учете преступлений, фальсификация показателей, их раскрываемости и др.), не способствует независимости суда и состязательности процесса [27]. По их мнению, вместо категории «истинность» в уголовно-процессуальной науке целесообразнее использовать категории «достоверность», «вероятность» («высоковероятная», «маловероятная») и проч. [28]Все это, конечно, не способствует укреплению авторитета и эффективности правосудия. В этой связи весьма своевременным и научно обоснованным было бы на законодательном уровне воспроизвести формулировку задач уголовного судопроизводства, содержавшуюся в ч. 1 ст. 2 УПК РСФСР, а именно: «Быстрое и полное раскрытие преступлений, обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден». Хотелось бы знать, чем опорочила себя эта формулировка, как на доктринальном, так и на правоприменительном уровне?

Влияние англо-американской системы уголовного судопроизводства на разработчиков УПК РФ весьма ощутимо. Обратимся, например, к гл. 40 «Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением». В таких случаях суд может вынести обвинительный приговор без проведения судебного разбирательства (причем это касается преступлений, наказание за которые не превышает 10 лет лишения свободы, т. е. в их число включаются и тяжкие криминальные деяния), а назначаемое наказание не может превышать две трети максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление. Исследование и оценка доказательств здесь фактически не проводятся. Таким образом, вновь возрождена давно уже отброшенная концепция трактовки признания вины как «царицы доказательств», за что так ратовал в свое время прокурор СССР А. Я. Вышинский (он также заимствовал ее из англо-американского процесса) [29]. Возрождена практика производства по уголовным делам, принятая в средневековой Европе, в рамках которой внимание, прежде всего, уделялось не рассмотрению сути дела, а признанию, полученному от обвиняемого. Мы вынуждаем обвиняемого во избежание еще более нежелательных последствий признавать свою вину. Неужели непонятно, какое здесь широкое поле для злоупотреблений?

Последовательно осуществленная в УПК РФ подмена коллегиального судебного производства единоличным означает не что иное, как замену демократического правосудия формально судебным, а по существу – административным процессом [30].

Можно ли с таким «ущербным» УПК эффективно противостоять растущей преступности? Отрицательный ответ на этот вопрос очевиден. Новый УПК РФ отошел от главной линии борьбы с преступностью, в особенности от ее предупреждения. Курс на выхолащивание предупредительной функции уголовного судопроизводства получил в нем законодательное закрепление [31]. Теперь предупреждение преступлений среди задач уголовного судопроизводства не названо, а принятие мер по устранению обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, сформулировано как право, а не обязанность органов дознания, предварительного следствия и суда. Из уголовного процесса устранены подлинно демократические институты участия в судопроизводстве населения в лице народных заседателей, товарищеских судов, наблюдательных комиссий, общественных обвинителей и общественных защитников, представителей общественных организаций и трудовых коллективов, общественного поручительства. Все это не может не сказаться самым негативным образом на эффективности борьбы с преступностью.

Странной в данной ситуации выглядит попытка разработчиков УПК РФ представить его как идеологию и философию уголовного правосудия [32]. Хороша «идеология», в соответствии с которой считается неприличным говорить об истине в уголовном судопроизводстве! Истина – не химера, химерой является представление о невозможности поиска истины в правосудии [33].