Александр Ивич - Художник механических дел (Повесть о Кулибине)

Орлову было повелено вызвать Кулибина по окончании работы над часами в Санкт-Петербург.

Об окончательном приведении часов в действие сообщено было в столицу через губернатора Аршеневского в следующем году, однако вызова пришлось ждать долго. Кулибин вернулся с семейством в свой дом на Успенском съезде.

Только в конце лета позвал Кулибина губернатор. Аршеневский получил письмо от главного директора Академии наук. Граф Орлов предлагал спросить механического художника Кулибина, желает ли он определиться в академию для усовершенствования в своем художестве.

Иван Петрович отписал Орлову сам, что весьма желает быть при академии и насмотреться тамошних произведений.

Еще несколько месяцев прошло в переписке и сборах.

Упаковав бережно часы и приборы, в феврале 1769 года Кулибин вместе с Костроминым отправился в путь на четырех подводах.

В последнюю минуту прибежал Иван Шерстневский, помощник при делании приборов, слезно просил взять его в столицу помощником. О просьбе Иван Петрович обещал не забыть. Пятериков же был устроен: открыл свою часовую мастерскую.

Императрице еще в Нижнем было от губернатора известно, что строены инструменты и часы иждивением просвещенного купца. И ныне отправлялся Костромин собирать жатву. Он искал не денег, а почета.

Счастливым был для него день, когда пришел он к Кулибину за своими часами с кукушкой. Счастливым был тот день и для Кулибина. Он дал ему четыре года доброго труда для свершения орлиных замыслов. Ныне знал Кулибин, что приманить орлов к себе на подоконник он умеет: нет в механике столь смелого почина, что был бы ему не по плечу.

Резво бежали лошади по зимнему накатанному пути на север, к Петербургу. Думал Кулибин в долгой дороге о новых больших трудах.

Кулибин носил русское платье. К Орлову он пришел в фиолетовом полукафтанье и черных бархатных шароварах, заправленных в сапоги.

Граф, гладко бритый, в пудреном парике и шелковых чулках, готовый ехать ко двору, оглядел Кулибина с улыбкой, посоветовал бороду сбрить напрочь, а платье надеть европейское.

Кулибин отвечал голосом кротким, но вовсе не робким:

— Нет привычки, ваше сиятельство, к босому лицу. И платье придворное мне не пристало.

Орлов пожал плечами и сесть не пригласил.

— О трудах ваших в Академии наук надлежит говорить с конференц-секретарем. А ежели государыня пожелает дать аудиенцию, будете извещены.

И отпустил легким кивком головы.

К императрице Кулибин с Костроминым допущены были лишь через месяц. Государыня посмотрела часы в действии и повелела выдать в награждение Кулибину и Костромину по тысяче рублей. А Костромину сверх того пожалована была серебряная кружка с царским портретом и надписью: «За добродетель, оказанную над механиком Кулибиным».

Часы были отправлены в кунсткамеру при Академии наук, где хранились редкости натуральные и механические.

Основана была кунсткамера Петром Великим, и в первой ее зале на посетителей строго поглядывал стеклянными глазами сам царь, восседая в обитых малиновым бархатом креслах. Восковая фигура сделана была со столь великим искусством, что входящие робко жались к стене под сердитым взглядом царя и старались поскорее прошмыгнуть во вторую палату. Однако приказано было в зале не торопиться, а, благоговейно подступая к статуе, поклониться оной до лица земли. Рассматривать же фигуру полагалось, доколе удивление не обратится в восторг.

В академии дела вершились с превеликой медленностью. Год без малого составлялись условия вступления Ивана Кулибина в академическую службу.

Брался Кулибин иметь главное смотрение над инструментальною, слесарною, токарною, столярною мастерскими академии и над тою палатою, где делаются оптические инструменты. Сверх того, обязался чинить телескопы, а также учить академических мастеров всему, в чем он сам был искусен.

Жалованье Кулибину определили 350 рублей в год и за каждого мальчика, обученного мастерству, обещали платить по 100 рублей. Послеполуденные часы оставлены были в собственное Кулибина распоряжение.

То было особенно важным. Не одними инструментальными делами хотел заниматься Кулибин. А для больших начинаний потребно было время.

Квартиру механику отвели при мастерских — в Волковом доме Академии наук, на Васильевском острове. Из окон видна была Нева, за нею — деревянная церковь Исаакия Далматинского.

Постоянных мостов через Неву не было. Зимой ездили и пешком ходили на Васильевский остров и Петербургскую сторону по дорогам, накатанным на льду. От набережных вели к ледовым дорогам пологие спуски для саней и карет. Летом же переправлялись на шлюпках за две копейки, а по казенной надобности — безденежно. Или ездили по дощатому мосту. Лежали доски на плоскодонных барках — плашкоутах, — поставленных на якоря поперек реки. Когда дул ветер с моря, нагоняя высокую воду, мост выгибался горбом. А в осенний ледостав и весной, в ледоход, сообщения между Адмиралтейской стороной и островами вовсе не было: мост убирали.