Эльдар Ахадов: Кругосветная география русской поэзии

ВАРНА
Особняки довоенных городов
В городе Варна у Чёрного моря,
Слово родное в чужом разговоре,
Зыбкие тени плывущих судов.
Чайки над городом крик сиротлив,
Будто птенца уронила – не рыбу,
Римских построек осевшие глыбы,
Греки и турки – прилив и отлив.
Этот зелёный окраинный Понт,
Прежде Восток разделявший и Запад,
Мидий гниющих томительный запах,
Улочки, с горки бегущие в порт!
Туч паруса в небесах шевеля,
В круговороте имперских обломков,
Непотопляемой кружится лодкой
Многострадальная эта земля.
Между просторов её небольших,
Где появились Кирилл и Мефодий,
Радуюсь я вековечной методе
Местных крестьян и спокойствию их.
Здесь, в непривычной для нас тишине,
Здесь, где когда-то сошлась «Вся благая»,
На сердце тёплой волной набегая,
Странные чувства приходят ко мне, —
Чувство печали и смутной вины,
Зависти к скромному их достоянью.
Эту печаль оценить в состояньи
Лишь уроженец великой страны.

Самойлов Давид Абрамович

СИГЛИГЕТ
В той Венгрии, куда мое везенье
Меня так осторожно привело,
Чтоб я забыл на время угрызенья
И мною совершаемое зло,
В том Сиглигете возле Балатона,
В том парке, огороженном стеной,
Где горлинки воркуют монотонно, —
Мое смятенье спорит с тишиной.
Мне кажется, что вы – оживший образ
Той тишины, что вы ее родня.
Не потому ли каждая подробность,
Любое слово мучают меня.
И даже, может быть, разноязычье
Не угнетает в этой тишине,
Ведь не людская речь, а пенье птичье
Нужней сегодня было вам и мне.

Городницкий Александр Моисеевич

БУДАПЕШТ-56
Танк горит на перекрёстке улиц,
Расстреляв последние снаряды,
В дымном жаре, в орудийном гуле,
У разбитой им же баррикады.
На его броне дымится краска
Не от немцем сброшенной фугаски,
Не на волжском вздыбленном песке, —
Труп студента, детская коляска,
И обрывок флага на штыке.
Где и как, когда случилось это
В самый первый распроклятый раз?
Над казармой прежние портреты,
И приказ – по-прежнему приказ.
Разгребая жар чужой руками,
Принеся восстанию беду,
Парни с комсомольскими значками
Умирают в огненном чаду.
Их могилу не укроют лавры,
Лишь листок уронит на пол мать, —
Извещение, что «смертью храбрых»,
«Смертью храбрых», – что ещё ей знать?
Как там встретят весть, что не вернулись, —
Закусив губу или навзрыд?
Танк горит на перекрёстке улиц, —
Хорошо, что этот танк горит!

Тютчев Фёдор Иванович

ВЕСЕННЯЯ ГРОЗА
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.

Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.

С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной и шум нагорный —
Все вторит весело громам.

Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.

* * *
Зима недаром злится,
Прошла её пора —
Весна в окно стучится
И гонит со двора.
И всё засуетилось,
Всё нудит Зиму вон —
И жаворонки в небе
Уж подняли трезвон.
Зима еще хлопочет
И на Весну ворчит.
Та ей в глаза хохочет
И пуще лишь шумит…
Взбесилась ведьма злая
И, снегу захватя,
Пустила, убегая,
В прекрасное дитя…
Весне и горя мало:
Умылася в снегу
И лишь румяней стала
Наперекор врагу.

Набоков Владимир Владимирович

БЕРЛИНСКАЯ ВЕСНА
Нищетою необычной
на чужбине дорожу.
Утром в ратуше кирпичной
за конторкой не сижу.
Где я только не шатаюсь
в пустоте весенних дней!
И к подруге возвращаюсь
все позднее и поздней.
В полумраке стул задену
и, нащупывая свет,
так растопаюсь, что в стену
стукнет яростно сосед.
Утром он наполовину
открывать окно привык,
чтобы высунуть перину,
как малиновый язык.
Утром музыкант бродячий
двор наполнит до краев
при участии горячей
суматохи воробьев.
Понимают, слава Богу,
что всему я предпочту
дикую мою дорогу,
золотую нищету.

Цветаева Марина Ивановна

БЕРЛИНУ
Дождь убаюкивает боль.
Под ливни опускающихся ставень
Сплю. Вздрагивающих асфальтов вдоль
Копыта – как рукоплесканья.
Поздравствовалось – и слилось.
В оставленности златозарной
Над сказочнейшим из сиротств
Вы смилостивились, казармы!