Гексенал, как известно, – наркотизирующее средство. Оно нужно было для того, чтобы вызвать и усиливать охранительно-целебное торможение.
И в большом числе случаев цель достигалась. Получался великолепный успех. Безнадежное состояние, агония сменялись возвращением к жизни.
Это делало торможение клеток коры мозга, удлиненное гексеналом.
Искусственное торможение предохраняет кору мозга и от слишком раннего оживления, которое тоже грозило опасностью истощения для хрупких клеток коры.
Однако здесь мы встречаемся с другой опасностью. Сколько времени могут, даже при охранительном торможении, выдержать хрупкие клетки коры неблагоприятные жизненные условия, отсутствие кровоснабжения, ухудшение питания? Как было сказано, не более пяти-шести минут. После этого срока изменение в клетках коры уже приводит к необратимому их состоянию. Торможение тогда сменяется окончательным угасанием этих клеток. Для них приходит фаза необратимости. И чем дольше длится эта фаза, тем меньше надежд на возвращение, полное или частичное, к жизни. Для клеток продолговатого мозга, для подкорковых центров угасание жизни тоже не должно продолжаться слишком долго. Если срок восстановления затягивается, то после него изменения тоже становятся необратимыми.
Это не только рассуждение. Проделанные в лаборатории профессора Асратьяна эксперименты подтвердили правильность такого положения.
Опыты были связаны с лишением притока крови к мозгу собак. Это достигалось тем, что особым способом сжимали идущие к мозгу артерии. У одной собаки мозг обескровили в течение двадцати минут. Затем у нее восстановили нормальное кровообращение. Что произошло с собакой? Осталась она живой?
Да, в течение двух месяцев, прошедших после опыта, собака продолжала жить. Но она лежала всё время на боку, не могла ни встать на ноги, ни ходить. Даже выпрямляться она не могла. Все сложно-рефлекторные акты у нее исчезли. Она похожа на таких собак, у которых удалили и кору больших полушарий мозга и так называемый средний мозг.
У другой собаки такое обескровливание мозга продолжалось шестнадцать минут. Эта собака могла и стоять, и ходить, и выпрямляться. Но приучить ее, например, подходить к чашке с пищей, отзываться на кличку нельзя было. У нее пропали все, так называемые, условные рефлексы. Она похожа была на собаку, у которой хирургически удалили кору мозга.
Мозг третьей собаки обескровливали на шесть минут. Что происходило с ней после этого? Она становилась такой же, какой была раньше. Она ничем не отличалась от обыкновенных собак, не подвергавшихся никаким операциям.
Таким образом, опыты блестяще подтвердили значение срока клинической смерти, наступающей в результате прекращения кровообращения из-за остановки сердечной деятельности или других причин, приводящих к необратимым разрушительным изменениям в клетках коры головного мозга.
Так выглядят процессы, сопровождающие умирание и оживление, в свете учения Павлова. Здесь вполне применимы слова великого физиолога: «Какое обширное и плодотворное поле раскрылось бы для физиологического исследования, если бы немедленно после вызванной болезни или в виду неминуемой смерти экспериментатор искал с полным знанием дела способ победить ту и другую».
Проблема удлинения жизни нуждается в дальнейшем глубоком изучении. То, что мы знаем сегодня об открытиях советской науки, вызывает уверенность в успешном достижении цели.
«Смерть есть факт, подлежащий изучению… Изучать – значит овладевать» (Горький).