Станислав Рассадин - Новые приключения в Стране Литературных Героев

Профессор.Выражаясь торжественнее, Санкт-Петер­бург.

Гена.Ясно. Значит, давно было дело... И все равно я не понимаю! Это... что ж, и есть то длинное путешествие, про кото­рое вы говорили? Это у вас и называется: углубиться? А главное, при чем тут Королевство Плаща и Шпаги? При чем тут Дюма?.. Эх, Архип Архипыч! Разыграли меня, да? Пообещали и обману­ли? И теперь радуетесь?

Профессор (смеется) . Я не радуюсь, Геночка. Меня просто рассмешил твой обличительный тон. Видишь ли, когда я произнес слово «углубиться», я меньше всего имел в виду геогра­фическое расстояние. А что касается Плаща и Шпаги, то уверяю тебя, мы действительно в романе Александра Дюма «Учитель фехтования». Только действие его на сей раз происходит в Санкт-Петербурге. В 1825 году.

Гена.Когда, значит, декабристы восстали?

Профессор.Именно! И речь в романе как раз об этом восстании.

Гена.Не может быть!

Профессор.Но почему же?

Гена.Потому, что когда Дюма историю описывает, ему всегда веришь. Я, например, эту самую Францию, которая в «Трех мушкетерах», прямо так и вижу. Людовик, кардинал Ришелье – они же как живые! А тут? Вы ж сами слышали, как тут вступле­ние в тайное общество изображено. Просто смех! Кто в это пове­рит?

Профессор.Ну, положим, тот, кто знаком с настоящей историей Франции, тот и автору «Трех мушкетеров» не поверит так уж безоговорочно. А уж русскую-то историю Дюма и вовсе знал, скажем мягко, не досконально, что тебе и бросилось в глаза. Хотя, между прочим, в тех персонажах, которых ты толь­ко что видел и слышал, он изобразил или пытался изобразить самых что ни на есть реальных людей.

Гена.Вы серьезно? Каких?

Профессор.Во-первых, подлинный прототип был у это­го скучающего графа, который в романе носит фамилию Ваненков...

Гена.Ну и фамилия!

Профессор.Да, для русского, уха она звучит дикова­то – не зря советские переводчики вернули герою фамилию Анненков.

Гена.Что значит – вернули?

Профессор.Да я же тебе сказал: в основу истории этого самого графа положена судьба декабриста Ивана Александро­вича Анненкова. Правда, он-то никаким графом не был, да и во­обще многое выглядело совсем иначе. Скажем, любвеобильная мамаша, которая, по словам героя Дюма, его прямо-таки обожа­ла, на деле была знаменитой московской самодуркой, к тому же вполне равнодушной и к делу и к трагической участи своего сы­на. Главное же, ты прав: настоящий Анненков вступил в общество декабристов, уж конечно, не из любви или скуки. Он отличался умом, образованностью, истинной глубиной своих воззрений, и, как писал о нем один современник, «то был достойнейший в нравственном и умственном отношении представитель блестящего общества гвардейских офицеров».

Гена.А эта... Луиза? Она что, тоже была?

Профессор.Ты хочешь спросить: тоже имела реальный прототип? О да! Дюма изобразил в ней свою соотечественницу, модистку-француженку Полину Гебль, возлюбленную Анненкова, которая, подобно Волконской, Трубецкой, Фонвизиной и другим декабристкам, поехала за ним в Сибирь и там стала его женой. Верной, мужественной, можно сказать – героической!

Гена.Выходит, Дюма все выдумал?

Профессор.Ну, зачем же так? Ведь роман «Учитель фехтования» рассказывает как раз о том, как Полина Гебль... ви­новат, Луиза Дюпюи поехала за своим любимым, сосланным на каторгу, и разделила его судьбу. Да и что значит: выдумал? Ты это произнес так, словно вынес обвинительный приговор. Выдум­ка – это законное право писателя, и речь должна идти не о том, что он, дескать, что-то там выдумал или додумал, а как выдумал. Что именно домыслил. И вот с этой точки зрения я могу сказать о романе «Учитель фехтования»: да, по-моему, в жизни, в исто­рии все было не только сложнее, серьезнее, значительнее – это понятно! – но увлекательнее. Чудеснее... Помнишь, у Пушкина, во вступлении к «Руслану и Людмиле»: «Там чудеса...»

Гена (подхватывает) . «Там леший бродит, русалка на вет­вях сидит...».

Профессор.Так вот, на сей раз можно сказать: «Здесь чудеса». Не там, а здесь!

Гена (недоверчиво) . Ну уж... Как-то не верится... Чтоб увлекательнее, чем у Дюма?

Профессор.Да! Увлекательнее, чем у некоронованного короля увлекательных сюжетов. И собственно, чему удивляться? Не ты ли первый заметил, что вступление в тайное общество – поступок, перевернувший всю жизнь Анненкова, – в романе вы­глядит, если даже опять-таки выразиться с предельной мягко­стью... ну, несколько упрощенно? А разве упрощенность, наив­ность, схематизм могут быть интереснее полноты и многообразия, которые присуши самой жизни? Только представь себе, что вместо простенькой любовной интриги Дюма взялся бы расска­зать о самом обществе декабристов, действительно тайном, пол­ном таких загадок и превратностей судьбы, каких никакому ро­манисту не сочинить. Да и с Полиной Гебль то же самое. Не знаю, как у кого, а у меня особое уважение... да что я говорю! особый интерес вызывает не та интрига между неприступной красавицей и скучающим гвардейцем, но подлинная история этой удивительной женщины. Вообрази! Французская дворянка из старинного рода, обеднев, становится модисткой, можно ска­зать, простой работницей. Едет в Россию в надежде избавиться от бедности. Встречает Анненкова. Влюбляется, но отказывается стать его женой...