Елена Озерецкая: Олимпийские игры

«Вот, еще и музыка…» — тоскливо подумал Лин и от огорчения даже перестал писать.

— Юноша, — загремел Гиперид, потрясая палкой, — и ты, видно, хочешь получить такую же порку, как я обещал Коккалу?

Лин снова принялся усердно царапать.

— Пиши, пиши, — кивнул учитель, — да поторапливайся. Скоро вы все пойдете в палестру заниматься гимнастикой, чтобы приобрести силу, гибкость, крепость и красоту.

— Вам надлежит достигнуть гармонического совершенства души и тела. Без него вы никогда не станете деятельными слугами отечества в мире и на войне!

«Как хорошо было в гинекее с мамой и сестренками, — уныло думал Лин, — там я целый день играл и никто не заставлял меня ничего делать. А теперь, наверное, и поиграть не будет времени…»

— И запомните, — закончил Гиперид, — у педотриба в палестре тоже есть палка. С ее помощью он научит вас не только гимнастике, но и хорошим манерам. Уж он проследит, чтобы вы держались прямо и ходили носками наружу!

Так началась для Лина новая жизнь…

— Весна! Весна! Начинаются каникулы, и можно больше не ходить в эту противную школу! — распевал Лин, перебрасывая из руки в руку кучку бабок.

— Ну, а в музыкальной школе ведь нет каникул, молодой хозяин. Выучил ли ты уже песню «Крик, звучащий вдалеке»?

— Конечно, выучил, и гимн «Ужасная Паллада, разрушающая города» тоже.

— Ну, тогда поупражняйся на флейте.

Лин не возражал.

Учиться музыке ему нравилось. Приложив флейту к губам, Лин заиграл грустную песенку, тихонько отбивая такт ногой.

— Недурно, — улыбнулся вошедший Арифрон, — только не слишком ли ты много времени тратишь на это занятие?

— Но, отец мой, — почтительно ответил мальчик, — еще великий Солон говорил, что дети должны учиться музыке…

— Верно. Но еще важнее он считал гимнастику. А я что-то не замечаю, чтобы ты был слишком усерден в палестре.

Лин потупился. В палестре ему было неинтересно. Особенно не любил он борьбу, потому что ему не нравилось валяться в грязи, чтобы сделать тело более скользким, или, намазавшись оливковым маслом, кататься в пыли с противником, как требовал учитель-педотриб.

— Помни, о юноша, — говорил он, помахивая своей вилообразной палкой, — пыль, приставая к маслу, облегчает захват противника, и, стало быть, старайся как можно сильнее выкатать его в пыли.

И мальчишки «выкатывались» так, что даже стригилом — специальным скребком для очищения кожи от грязи — не всегда удавалось оттереться дочиста…

От тяжелого каменного или бронзового диска болели мышцы — ведь самый маленький из них весил почти полтора килограмма. Метать деревянную палку, заменяющую в палестре копье, тоже было не очень-то просто. Бросок делали при помощи аментума — кожаного ремня, который прикрепляли к древку так, чтобы оставить петлю для пальцев. Педотриб требовал от мальчиков уменья метать копье не только правой рукой, но и левой, а иногда заставлял их метать сразу два копья, обеими руками одновременно.

Против бега Лин ничего не имел. Он не раз отличался и в простом, на одну стадию, то есть на 183 метра, и в диавле, двойном, и даже в долихосе, когда надо было покрыть дистанцию шесть раз.

Но вот прыжки у него получались плохо. Чтобы усилить толчок, полагалось в момент отталкивания от земли резким движением бросить вперед гантели. У Лина же они вечно летели в сторону, а то падали и на ногу, что было пребольно. А педотриб тут же добавлял и своей палкой…

Нет, не любил Лин палестры.

— Что ж ты молчишь? — строго продолжал Арифрон.

— Я… я хожу в палестру… — прошептал Лин.

— Ходишь, да, потому что от тебя этого требуют, не больше. А ведь ты знаешь, что гимнастика придает телу гибкость и крепость всех членов, развивает храбрость, силу и энергию. Без этих качеств ты не станешь достойным слугой отечества ни в мире, ни на войне! Бери пример с твоего старшего брата!

— Но ведь Каллий уже не мальчик, он давно перешел из палестры в гимнасий, куда ходят только взрослые…

— А знаешь ли ты, что он стал известным атлетом и поедет защищать честь Афин на Олимпийских играх!

— Да неужто! — просиял Лин. — Вот молодец-то!

Лин очень любил брата. Высокий, красивый и веселый Каллий был для мальчика идеалом. Он никогда не прогонял от себя младшего братишку и рассказывал ему множество интересных историй.

— А вот и я! — раздался веселый голос. В комнату быстро вошел Каллий и почтительно поздоровался с отцом.

— Значит, решено? — спросил Арифрон.