Николай Пугач - Трудный день факира в джинсах

Емелька решительно шагнул поближе. Медленно, стараясь не разбрызгивать, вылил керосин на голову оливтянки. Струйки жидкости быстро потекли вниз, собрались лужицами на бетоне. Емелька чиркнул спичкой, осмотрелся и бросил ее в керосин. Пламя ухнуло, прыгнуло на оливтянку и побежало по ветоши к песку. Мальчишка соскочил вниз, махнул Витьке рукой, чтобы тот следовал за ним. Убежав из опасной зоны, Емелька остановился, подождал друга. И тут он увидел, как на полыхающей оливтянке быстро набухло несколько шариков. Достигнув огромных размеров, они громко лопнули. Тут же пламя исчезло. Емелька испуганно осмотрелся. Но видневшиеся вдалеке прохожие как будто ничего не заметили.

— Слышал взрыв? — спросил подбежавший Витька.

— Ну и что? — уже направляясь в гараж, крикнул Емелька. — Поленья в костре тоже стреляют… Важно, что пламя успело охватить всю оливтянку.

В гараже ребята стали торопливо собираться в дорогу.

— Я прихвачу снасти с удочками, а ты сворачивай брезент. Отец когда-то накрывал им «Победу». Заверни в чехол и «безразмерного крокодила».

— Какого еще крокодила? — не понял Витька.

— У нас в лагере так называли тепличные огурцы. Котелок прихвати, шпагат и ножи. В карантине все пригодится.

— А в какой лес идем?

— Лес не годится. Далеко и есть будет нечего.

— Как нечего? А ягоды, грибы?

— Это же по всему лесу их нужно искать, и вирус заодно разнесем. Хорошо бы поселиться у озера, чтобы на месте сидеть, рыбку ловить, ухой кормиться. Но близко я такого места не знаю, а ехать в электричке нам нельзя.

— Может быть, на залив, где-нибудь за Урицком? Помнишь, где мы были? Там есть глухие, безлюдные места, вокруг огромные топи, густые кусты. Никто нормальный туда не сунется.

— А что? Ничего лучшего не придумать. Поджарим микробы в гараже и айда!

Емелька, искоса поглядывая на потемневшую от копоти оливтянку, на серой стене гаража написал мелом:

Ухожу в карантин. Со мной — Витя Обедин и космические вирусы.

Витя караулил метров за двадцать от гаража. Емелька бросил внутрь гаража мел, потом зажженную спичку в лужу керосина, прикрыл створки ворот и побежал к Витьке.

Ребята быстро шли по мостовой вдоль паребрика. Улицы выбирали, по возможности, малолюдные. У длинного Витьки, обтянутого тесной одеждой, за спиной брезент, пристроенный как вещмешок. Малорослый Емелька, плотный, мускулистый, нес узелок с вещами и на плече — удочки. В майке за пазухой тоненько звякала галька. Прохожие оглядывались, удивленные необычной одеждой ребят и белыми повязками на лицах.

Емелька и Витька шли молча. В Автово с шоссейной дороги свернули направо в густые заросли высоких трав, осоки, камыша, кустов ивы, ольхи. Несколько раз им пришлось перебираться через осушительные канавы, заросшие ряской. Наконец ребята выбрались к Финскому заливу.

— Как тебе нравится это место? — спросил Емелька.

— По-моему, годится!

Сорвав маску, Емелька вытер тюбетейкой лицо и повалился на траву. Хотелось есть. Почему-то вспомнилась деревня. По двору ходит бабушка. У ее ног бегают куры с петухом, ждут, когда она их накормит. Бабушка с ними разговаривает, как с людьми, сыплет прибаутками, пословицами.

Он сидит у плетня и ест колбасу. Прямо чудо, а не колбаса!

Бабушка достала ее из холодного погреба и, не разламывая, хомутом надела ему на шею.

«Ешь с голоду, а люби смолоду», — говорила она в таких случаях и ласково улыбалась.

Емелька проглотил слюну.

— Коко, я есть не хочу, а ты проголодался небось. Подкрепись огурцом. Потом ухи похлебаем, я сейчас натаскаю рыбешки… Коко, ты прости меня… Если бы не я, сидел бы ты сейчас дома.

— Чепуха, ты ни капли не виноват.

— Не виноват! Благородный какой нашелся! Ну, чего ждешь? Хочешь, чтоб я тебе сам преподнес огурец? — Он вскочил, быстро раскатал брезент. — На, бери!

Растерянно глядя на друга, Витька взял изогнутый саблей огурец, разломал его пополам, одну половинку протянул Емельке.

— Сказал же, что не хочу! Эти «безразмерные крокодилы» уже вот где у меня, — Емелька провел по горлу ребром ладони.

Витя стал жадно хрустеть огурцом. Когда насытился, лег на траву. Усталость тихонько подкралась к глазам, сомкнула веки. Какое-то время он нежился в дремотном состоянии. «Хорошо бы сейчас поспать, — размышлял Витя. Но тут ему подумалось, что в этот раз он может уснуть и не проснуться. Стало не по себе. Дремотное состояние прошло, он открыл глаза. Над ним — веники камыша, небо в тучах, похожих на выцветшие занавески. Трава кого-то настойчиво предупреждала быть тише: ш-ш-ш! ш-ш-ш! ш-ш-ш!.. Усыпляла хмельными запахами. Ему представилась мать. Она сидит на своем любимом диване и плачет, уткнувшись в ладони. Отец успокаивает ее, а сам тоже чуть не плачет… Вите захотелось подняться и убежать домой…