Ая эН: Уровень Дельта

Диди. Помните? Дима Чахлык был ангелом-спутником последнего человека на Земле-11, Дюшки Клюшкина, затем был понижен до ангела-хранителя, а чуть позже Старк вообще запретил Диме вмешиваться в жизнь его подопечного. Но Ризенгри Шортэндлонг интересовал ангелов только как любопытное явление природы. В его жизнь Диме и его другу, ангелу Рону Э-Ли-Ли-Доу, можно было вмешиваться сколько угодно.

Хм… Нечестно это как-то, да?

Ризенгри Шортэндлонг безропотно дал себя увезти с места происшествия. В машине его бережно усадили в кресло, пристегнули самыми надежными ремнями безопасности и поинтересовались, комфортно ли он себя чувствует. Ризи коротко кивнул. За всю остальную дорогу никто не произнес ни единого слова.

Риза, вопреки его ожиданиям, не отвезли домой (домой к Дюшке Клюшкину, разумеется). Объехав родной город стороной, машина доставила его прямехонько к заднему входу в Институт биофизики. Ризи прошел вслед за одним из сотрудников в какой-то уютный холл с аквариумами, в котором его встретил цветущего вида мутант в совершенно невообразимом парике и с жабрами, прикрытыми легким шейным платком.

– Меня зовут Фредерико Мене, – представился мутант. – Я рад сообщить тебе приятную новость. Мы создаем новую школу закрытого типа для особо одаренных детей. И ты принят в эту школу согласно результатам предварительных э-э-э… работ, проведенных нашими э-э-э… коллегами.

Мене подготовил целую речь на тот случай, если Дюшка Клюшкин начнет возражать. Но Дюшка не стал возражать. Напротив, он с интересом осматривался по сторонам и вообще чувствовал себя как дома. Мене молчал. Ризи понял, что ему полагается как-то отреагировать.

– Ну, это здорово, – сказал он. – Школа закрытого типа… А я особо одаренный, потому что я – последний человек?

– А еще ты замечательно хрюкаешь! – почти искренне произнес Мене. – И хобби у тебя необычное. Ты знаешь, мы даже подумали, что ты можешь заняться своим любимым делом прямо в новой школе.

Ризенгри уже знал – дед был тому причиной, – что Дюшке приготовили кучу камней для мозаики. Но в его планы вовсе не входило заниматься подобными глупостями! Он решил, что лучше не дать Менсу договорить опасную фразу до конца.

– Я решил поменять хобби! – заявил Риз. – Я буду заниматься спортом. Это и для здоровья полезнее. Я плавать люблю. То есть я хотел сказать, полюблю. И еще увлекусь чем-нибудь таким, необычным…

– Теннисом! – вдруг выпалил Мене. – Есть такой старинный вид спорта, очень любопытный. Нужно всего ничего – ракетки, сетка и мячик.

И они принялись обсуждать правила и особенности игры в теннис. Ризи задавал очень интересные вопросы и вообще вел разговор почти как взрослый. И Мене с удивлением подумал, что Дюшка больше не кажется ему недоразвитым олухом, каким виделся раньше. Словно и в самом деле мальчишку подменили. «Неужели он все-таки мутирует?» – мимоходом подумал Мене.

Тем временем все остальные сотрудники СОСИСки, собравшиеся в круглом зале института, активно обсуждали вопрос, можно ли отпустить объект Клю домой для встречи Нового года. В принципе все показатели были в норме, но, учитывая его неожиданный побег к месту взрыва, оставлять Клюшкина без присмотра казалось опасным.

– Кстати, а для чего ты ездил на Мраморную улицу? – как можно более равнодушным тоном спросил Мене, когда вопрос тенниса был исчерпан.

Все сотрудники, как один, превратились в слух.

– Сейчас реветь начнет! – шепотом предположил Джереми Лермонтов, вглядываясь в центральный экран.

– Ставлю сто против одного, что не начнет! – возразил Лелександр Пушкин, бросив взгляд на диаграмму гормонального фона Клюшкина (диаграмму передавал датчик, установленный в районе сердца) и ритмы коры головного мозга (эти ритмы отслеживала круглая штуковина в Дюшкиной переносице).

Ризенгри Шортэндлонг раздумывал, что бы ответить. Наконец он произнес:

– Не знаю даже, как вам сказать. Это была такая глупость с моей стороны. Наверное, из-за подросткового возраста. Я так вам всем благодарен за то, что вы за мной приехали. Я больше так не буду, обещаю. Можно, я домой пойду? А то Новый год скоро, мама волнуется. И Тафика кормить надо. Как он там без меня, бедненький?

Ризенгри вспомнил о том, что он вообще-то не Ризенгри, а Дюшка, и срочно выпустил из левого глаза слезинку. А также немного участил сердцебиение.

– С тебя стольник! – сказал Лермонтов Пушкину.

– Так он же не заревел!

– А слеза?