Наталья Щерба: Прыжок над звёздами

Оглянувшись, девчонка без особого удивления осознала, что находится в личном кабинете главы семьи. Она не раз бывала здесь вместе с отцом, глазела в панорамные окна, рассматривала старинные книги на полках, пока старшие беседовали. Правда, последний раз это было где-то год назад.

Интересно, какие сейчас панорамы в окнах? В прошлый раз через южное окно просматривался весь Рим с высоты птичьего полета. В северном окне открывался вид на крыши Санкт-Петербурга, в западном – на Староместскую площадь Праги, а в восточном – на чудесную улочку Львова, освещенную рядом фонарей. Йозеф не раз говорил, что обожает с утра пролететь по одному из своих любимых городов, с каждым из которых его связывает нечто значимое…

Так и есть – панорамы не поменялись.

Селестина подошла к пражскому окну и в задумчивости уставилась на знаменитые часы Орлой. В Праге светало, на старинной площади не было ни одного человека.

Раз ее переместили в личный кабинет, может, все обойдется? Но зачем был нужен этот спектакль? Опять отец со стариком что-то задумали, а ей забыли сказать.

Девчонка уселась на низкий подоконник, оборудованный под мягкий диван. Положила в изголовье подушку и с удовольствием растянулась на подоконнике, продолжая глазеть на Староместскую площадь. Скрестила руки на груди, потом закрыла глаза.

Ее клонило ко сну, но она пыталась сосредоточиться. Интересно, что сейчас происходит в зале?

– Умирать собралась? Не спеши…

Селест вскочила, сонно оглядываясь, и тут же скорчила рожицу: Йозеф, как всегда, не мог нормально пошутить. Зато умел появляться бесшумно.

– Йозеф, что происходит? – Селестина сразу перешла в наступление. – Что за дело с этим веером? И где папа?

– Отец твой сейчас подойдет. – Йозеф кинул скучающий взгляд на дверь, которой никогда не пользовался. – Он занят разговором с лунатским толстяком. Объясняет ему, что за наказание тебя ждет. Сама понимаешь, тот должен уйти в уверенности, что ты половину своей молодой жизни проведешь в родовых подвалах, охотясь за крысами…

– Но я не крала этот веер!

Йозеф окинул девчонку насмешливым взглядом.

– Иногда, чтобы произошло какое-нибудь событие, абсолютно ничего не надо делать, оно происходит, и все, – изрек он и подошел к угловому шкафу между римским и пражским окном. Облокотился на шаткую кованую лесенку, позволяющую доставать книги с самых верхних полок, и тогда уже продолжил: – При твоих способностях, Селест, мы вправе ожидать от тебя большего понимания. Большего сотрудничества, что ли. Из всего молодого поколения общины только ты имеешь редкий дар полета. Уникальная способность для астры, не правда ли?

– Я умею летать, потому что моя мать – луната. – Девчонка равнодушно пожала плечами. – Такое бывает.

– Нечасто, – усмехнулся Йозеф. – Ты – астра, которая умеет не только прыгать, но и летать. Это редкая способность. А все необычное имеет право на самое пристальное внимание. Даже в древнем гороскопе сказано, что Луну преодолеет невозможное… А вдруг, Селест, именно ты станешь ключом, с помощью которого астры разгадают свое главное предназначение и смогут возвыситься над лунатами? Ты покроешь себя и свой род вечной славой!

– Вот только не надо подкалывать меня, дедушка. – Селест редко называла так главу семьи, хотя Йозеф и в самом деле был ее двоюродным дедом по папиной линии. – Мне эти сказки ваши вот здесь. – Она махнула у горла. – Может, я и умею летать, как лунаты, но в полнолуние бессильна и летаю только под звездами. И то не всегда. К тому же я считаю, что прыгать интереснее.

– Конечно, интереснее, – хмыкнул Йозеф, – когда в любой момент падение можно заменить полетом. Так можно и через полпланеты прыгнуть, если хватит воображения.

– Не хватит, – огрызнулась девчонка. – Сил не хватит.

– Хорошо, что хватает сил скрывать свой дар, – вдруг становясь серьезным, покачал головой Йозеф. – Люди не любят тех, кто выделяется. Особенно когда выделяются способностями, свойственными лютым врагам. Люди ненавидят лучших за лучшее. Ведь с ненавистью в душе бывает проще жить, да, девочка?

Селестина не выдержала его взгляд: конечно, дед намекал на ее маму. Вернее, на отношение дочери к ней.

– Может, хватит прикалываться? – процедила она. – Ты скажешь наконец, почему меня обвиняют в краже, которую я не совершала?

Йозеф не ответил. Вместо этого он повернулся к шкафу и принялся увлеченно разглядывать толстые книги – семейные реликвии. Селест проследила за ним любопытным взглядом: ее, как и всех, очень интересовало, что за книги так тщательно хранит дедушка в этом своем кабинете, но спросить напрямую – не слишком почтительно. Наблюдая, как старый Йозеф перекладывает с места на место увесистые фолианты, она вдруг забеспокоилась, не ждет ли ее сейчас нотация длиной в несколько часов. Старый Йозеф любил поучить жизни.