Сергей Кожушко - Школа фокусников

Пролог

Предыстория автора

Эту историю, на первый взгляд неправдоподобную, почти три десятка лет тому назад рассказал мне мой дед. Не зная его, в нее можно было и не поверить. Однако, все по порядку…

Мой дед, Даниил Сергеевич Кольцов, был большим затейником, умевшим делать удивительные вещи. Он так ловко мог выстругать из деревяшки балаганного Петрушку, или какую-нибудь диковинную зверушку, что вокруг него тот час собиралась толпа удивленных ребятишек, потешавшихся над чудачествами начинавших оживать в руках деда кукол. Или однажды дед настолько умело разрисовал фасад своего бревенчатого двухэтажного дома, что тот стал походить на яркий цирковой шатер. У ограды неизвестно откуда взявшегося в одночасье цирка в считанные минуты собралась очередь из соседей и случайных прохожих, желавших попасть на представление заезжих артистов.

Вообще, цирк являлся самой большой страстью деда. А самым любимым его цирковым жанром были фокусы. Даниил Сергеевич мог нам – внукам – часами показывать удивительные манипуляции с платками и шарами, домашними птицами и животными. К примеру, он брал пустое ведро, накрывал его махровым полотенцем, делал над ним пару-тройку плавных движений своими морщинистыми руками и вынимал на свет Божий большой и яркий воздушный шар. Затем дед вытаскивал из уха длинную спицу и ею протыкал блестевший в лучах яркого солнца своей гладкой поверхностью шар. Спица падала внутрь шара, по-прежнему остававшегося таким же упругим и ярким. Дед запихивал шар со спицей внутри обратно в ведро, снова накрывал его полотенцем, делал, казавшиеся нам таинственными, пассы, срывал с ведра накидку, и демонстрировал нам его эмалированное дно, на котором вместо воздушного шарика копошился крохотный крольчонок.

В другой раз за обедом Даниил Сергеевич вдруг неожиданно для всех запихивал в рот и проглатывал алюминиевую ложку, которой пару минут назад хлебал горячий борщ. После этого дед начинал кашлять, тяжело дышать, словно что-то распирало его изнутри, с большим трудом вставал со стула, и… Мы с изумлением открывали набитые едой рты, видя на освободившемся стуле только что проглоченную дедом ложку.

Излюбленным его фокусом было заставить летать то, что по своей природе не могло этого делать. К примеру, домашние тапочки или отцовскую шляпу. Эти предметы только лишь от одного строгого взгляда Даниила Сергеевича вздрагивали, приподнимались на несколько сантиметров в воздух и медленно плыли по комнате. Дед вдруг громко хлопал в ладоши, и тапочки или шляпа немедленно падали на пол. Видевшие это подбегали к упавшему предмету, начинали крутить его в руках, царапать ногтями, ковырять пальцами, безуспешно пытаясь раскрыть секрет его чудесной левитации. Даниил Сергеевич, сидя рядышком на табурете, с прищуром смотрел на маловерных зрителей, лукаво улыбаясь в свои пышные седые усы, и негромко, но поучительно бормотал:

–В чудеса надо верить! В чудеса!..

Внуки и соседские ребятишки относились к Даниилу Сергеевичу с чувством благоговейного трепета. Когда его высокая статная фигура проплывала по улице, над заборами появлялись десятки мальчишечьих и девчоночьих глаз, испуганно и почтительно провожавших самого великого (как казалось им) фокусника всех времен и народов. Дед, продолжая шествовать, медленно поворачивал к ним свою величественную голову, озорно подмигивал из-под нависших густых бровей, и в следующее мгновение лица и глаза исчезали за забором, а затем раздавался грохот падающих тел и приглушенный писк…

Глядя на деда, я частенько задавался вопросом: как он выглядел в детстве, когда бегал босоногим мальчишкой по улицам родного города? Неужели эта же густая седая шевелюра, усы и борода обрамляли его детское лицо пятьдесят лет назад? А его руки? Может быть и тогда учебник по какой-нибудь географии или геометрии держали эти большие морщинистые руки? А учителя? Наверняка, вызывая его к доске, они называли юного деда не иначе, как «Даниил Сергеевич». «Даниил Сергеевич! Вы не знаете название столицы государства Мозамбик!» «А не назовете ли Вы мне, Даниил Сергеевич, когда и где произошло Ледовое побоище?» «Как выразительно Вы прочитали эту главу из «Евгения Онегина», Даниил Сергеевич!» Мое воображение не могло себе нарисовать деда в детстве иным, чем сейчас, и его фотографии, развешанные по стенам дома и желтевшие в альбоме, не могли подсказать иного – везде он выглядел таким же большим, величественным и бородатым. Разве что морщин на его добром лице на снимках десяти – двадцатилетней давности было поменьше, чем теперь.