С. Гроув: Золотое снадобье

Наконец девочке пришло в голову, что безымянный отправитель, возможно, сам работал в архиве. Работал – и знал со всей определенностью, что здесь найдется нечто небесполезное для ее поисков. Вроде бы дикая мысль: чтобы незнакомый нигилизмиец да взялся ей помогать?.. Однако Софию дрожь пробирала, стоило подумать, что здесь могли храниться некие сведения… более того, кто-то их уже обнаружил.

Глядя через конторку на архивного служителя, она помимо воли раздумывала: а вдруг это он и есть? Тайный союзник, приславший письмо?.. Вот только взгляд, пристальный, немигающий… София потянулась к висевшему на шее кулону и негромко прокашлялась. Как и следовало ожидать, круглый амулет тотчас привлек внимание нигилизмийца. И наконец, медленно повернувшись, лысый выдвинул ящик стола. Вытащил лист бумаги, перо и протянул Софии:

– Пишите заявление на предоставление вам карточки искателя.

– Спасибо большое.

– Я обязан особо подчеркнуть, – негромко продолжал он, указывая на место для подписи, – что данное заявление рассматривается как подзаконное соглашение. Если вы поставите подпись, а в предоставленных вами данных обнаружится несоответствие, соглашение сочтется ничтожным.

– Вполне понимаю. – София помедлила, но помимо воли все же спросила: – А что случится… если вдруг что?

Лысый смотрел на нее безо всякого выражения на лице.

– Все зависит, – сказал он, – от того, решит ли архив подавать на вас в суд. В прошлом году подобных случаев было три, и все их архив выиграл. – Он слегка наклонил голову к плечу, словно обдумывая невысказанный вопрос. – Так что в ближайшее время всем этим «искателям» доведется читать разве что тюремную почту.

София напустила на себя деловой вид.

– Ясно, – кивнула она. – Спасибо большое.

Взяла перо и бланк заявления и отошла с ними к одному из пухлых красно-лиловых кресел, стоявших в вестибюле архива. Руки дрожали… София тихо сидела некоторое время, стараясь собраться с мыслями. Потом сунула руку в карман и сжала серебряную катушку, обретая уверенность.

Затем вытащила из сумочки свою тетрадь для заметок, подложила под бланк и принялась быстро заполнять анкету.

Имя: Эфемера Тимс . Дата рождения: 28 января 1878 года . Адрес: улица Ист-Эндинг, дом 34, Бостон . Являетесь ли гражданином Нового Запада: да . Клянетесь ли в принадлежности к вере нигилизмийцев?

София чуточку помедлила, потом написала: да . С рождения следуете учению или являетесь новообращенным? Я неофит . В таком случае имя и адрес нигилизмийца, засвидетельствовавшего обращение: Сиккинг Монфорт, Державный проспект, дом 290, Бостон .

Внизу София поставила свою подпись. Сунула тетрадку назад в сумку. Поднялась и протянула заполненное заявление клерку. Тот даже глаз не поднял, только сказал:

– Мы свяжемся с Сиккингом Монфортом и попросим его все подтвердить.

– Естественно.

– Эфемера, – проговорил тот задумчиво. – Двадцать пятое марта. «Любое твое видение есть ложь, любой предмет есть иллюзия, любое чувство эфемерно как сон. Ибо живешь ты в эпохе апокрифического!»

И он выжидающе уставился на Софию.

– Се есть истина Амитто, – пробормотала девочка, стискивая амулет.

Принимая веру, новообращенные нигилизмийцы выбирали новые имена из Книги Амитто. Себе София взяла показавшееся наиболее приемлемым, избегая экзотики вроде «Чистоты», «Жалобы» или «Прениже».

Служитель архива вновь склонил голову набок:

– Присаживайтесь, пожалуйста. Я сейчас позову архивиста. Вашу карточку подготовят уже сегодня, заберете, когда будете уходить.

– Спасибо, – поблагодарила София и сделала движение прочь.

– Эфемера, – вновь окликнул служитель. – Какой необычный у вас амулет… – София вскинула брови. – Вы что, сами его сделали?

– Именно так, – ответила она, сжимая круглую полночно-синюю подушечку, расшитую серебряной нитью: крохотная пятерня с раскрытой ладонью и пальцами во все стороны.

Клерк с одобрением кивнул:

– Замечено, что истинно верные всегда находят способ и путь… даже когда семьи не одобряют!

И вышел из вестибюля. София проводила его взглядом. Его шаги гулко отдавались в мраморе пола. Потом она с чувством перевела дух – и вновь погрузилась в лилово-красное кресло…

Что до Сиккинга Монфорта, он был самым настоящим нигилизмийцем. Правда, ни в каком обращении Софии участия не принимал. И в доме двести девяносто по Державному проспекту в Бостоне больше не обитал. Он умер в прошлом году, оставив вдову и парочку престарелых комнатных собачонок. София все рассчитала. У нее точно будет три дня, а повезет – так и все шесть, прежде чем нигилизмийцы бостонского архивного отделения докопаются до правды. Все зависело от их упорства в поиске и склонности к сотрудничеству вдовствующей миссис Монфорт.