Тахира Мафи - Чаролес

Надеюсь, вам понравилось.

Как бы там ни было, папа казался безнадежен. Лейли ненавидела и обожала его с равной страстью. Хотя она с искренней теплотой вспоминала их прежние счастливые годы, девочка не могла не винить его в теперешнем равнодушии. Папа испытывал чересчур много чувств разом – и обладал сердцем таким огромным, что в нем немудрено было заблудиться. Лейли знала, что составляет важную часть его жизни, но по сравнению с другими вещами, которые требовали папиного внимания, эта часть оказывалась печально крохотной.

Именно в эту секунду – свернувшись калачиком на холодном полу ванной, стиснув начавшие серебреть ногти и сжав зубы, чтобы не расплакаться, – Лейли и услышала тот звук, с которым разбивается стекло.

Лейли выскользнула в коридор и настороженно огляделась. Впервые за очень долгое время она испытала легчайший укол страха – и это чувство оказалось отнюдь не неприятным.

Как ни странно, маминого призрака нигде не было видно. Лейла перегнулась через перила и внимательно всмотрелась в темноту первого этажа, раздумывая, куда тот мог подеваться. Но все было тихо. Очень подозрительно.

А затем раздались они – шепотки.

Лейли навострила уши, ловя малейшие признаки опасности. Шепотки стали громче, злее – кто-то спорил? – и Лейли потребовалась еще одна секунда, чтобы осознать: шум доносился из ее собственной спальни. Сердце девочки пустилось вскачь; страх и предвкушение смешались в ней, как зелья из двух колбочек, и наполнили голову пьянящим волнением. С ней еще никогда не происходило ничего столь загадочного, и теперь она удивилась, как же ей это понравилось.

Лейли на цыпочках, будто заправский сыщик, двинулась к двери своей комнаты. Но стоило ей повернуть ручку в полной готовности встретиться со взломщиками лицом к лицу, как она увидела нечто настолько ужасное, что завопила в полный голос, отшатнулась, со всего маху ударилась пальцем ноги и издала еще два вопля – один другого громче.

– Пожалуйста… Не бойся…

Но Лейли была в ужасе. Она попятилась обратно к перилам и попыталась успокоить дыхание, от которого грудная клетка вздымалась, как море в шторм, – однако девочку переполняла такая буря позабытых эмоций, что она буквально не могла выдавить ни слова. Лейли была готова к восставшему трупу, мятежному призраку, даже стае бешеных гусей, но не… не к…

Посреди ее комнаты стоял мальчик .

По правде говоря, выглядел он довольно жалко: наполовину замороженный, наполовину подтаявший – и мокрый с головы до ног. Хуже того, с него уже натекла грязная лужа. Лейли по-прежнему была слишком оглушена, чтобы говорить. Мальчик последовал за ней в коридор: руки подняты, глаза безмолвно умоляют – но при этом исподтишка изучают хозяйку. Лишь тогда Лейли сообразила, что ее разглядывают с любопытством , и это помогло ей наконец собраться с духом и сбежать по лестнице.

На первом этаже Лейли выхватила из камина кочергу, стянула с вешалки бахромчатый шарф, набросила его на голову и туго обмотала вокруг шеи. Руки у нее дрожали – дрожали! Так чудно́! Она уже начала мысленно готовиться к драке, как вдруг услышала позади новый голос.

Лейли развернулась, тяжело дыша.

На этот раз перед ней оказалась девочка, с которой тоже капало, – и до чего же она была странной! Но самым странным было даже не то, что она дрожала и заламывала мокрые руки, а то, что она явно собиралась расплакаться.

– Мне ужасно жаль, что Оливер такой идиот, – выпалила она, – но, пожалуйста, не бойся! Клянусь, мы не причиним тебе вреда.

От этой беззащитности Лейли почувствовала себя увереннее.

Стоящая перед ней девочка была до того миниатюрной, что казалась ненастоящей. Если бы Лейли не водила знакомство с таким множеством духов, то могла бы по ошибке принять ее за призрака. Кожа девочки отливала снежной белизной – как и волосы, брови и густые ресницы, обрамляющие светло-медовые глаза – единственные капли цвета в этой монохромной картине. Особенно непривычно она смотрелась в Чаролесе, жители которого славились бронзовой и медовой кожей и глазами цвета драгоценных камней. Лейли невольно ощутила любопытство.

Паника ее понемногу улеглась, а пальцы на рукояти кочерги расслабились. Нет, не только любопытство – Лейли почувствовала к этой девочке доброту . И хотя сама она не считала себя добрым человеком, Лейли знала цену доброте. А еще была заинтригована. Она сто лет не встречала ровесницу.