Владислав Крапивин: Застава на Якорном поле (Сборник)

— Куда… ехать?

— Домой, конечно… — усмехнулся паренек.

— А… — начал Ежики. И не смог спросить. Не посмел сказать самое простое и трепетное слово. Только глянул со страхом и умоляюще.

— Поехали, — без усмешки уже отозвался паренек. — Она ждет. Извелась вся…

Нет, не было оглушительного удара счастья, ликования сердца, ослепительной радости. Просто тепло стало, будто выкатилось пушистое солнце… В конце концов, случилось то, чего он ждал. Все как надо…

Но оставался еще страх: вдруг ошибка? Приеду, а там… Нет, не может быть ошибки!

И все же опасение до конца не ушло. Маленькое, но скреблось оно под сердцем. Тогда, чтобы оттянуть миг, который мог стать и радостным, и страшным, чтобы продлить время счастливой надежды, Ежики попросил:

— Пойдем лучше пешком…

И они пошли, путаясь ногами в траве. А велосипед между ними ехал по тропинке, хозяин вел его за руль. Ежики тоже хотел взяться за руль… и охнул от испуга:

— Монетка… В руке была. А сейчас нет… — Он беспомощно оглянулся. Без сомнения, потеря эта грозила непоправимым несчастьем.

Но паренек сказал снисходительно:

— Конечно, нет ее. Отработала свое и ушла к другому…

— Значит… так и надо?

Паренек опять усмехнулся:

— Эх ты… Ежики.

С облегчением, с возвращенной радостью глянул Ежики сбоку на полузнакомое лицо.

— А ты… Рэм?

— Вот еще… — Паренек хмыкнул, надул губы. — Скажи лучше, что тебе вздумалось пудрить людям мозги? Там, на Якорном… Сказал бы сразу, как зовут, не было бы никаких хлопот. А то — «Юлеш»…

Ежики виновато повесил голову. Виновато, но с радостью: значит, все совпадает.

Паренек сказал примирительно:

— Я Рэмкин брат. А он, дурень, ногу вывихнул, сидит дома с припарками.

«А Лис? А Филипп?» — хотел спросить Ежики. Но, подумав о Филиппе, вспомнил и другого мальчишку. И резкое эхо одиночества отозвалось в нем холодком.

— Послушай… Как ты думаешь, нам можно будет взять к себе одного… ну, как братишку?

Это была еще и наивная хитрость, разведка — «нам». То есть ему и…

— А кто это? — Рэмкин брат, кажется, не удивился.

— Ну… — Ежики беспомощно замолчал. Не скажешь ведь «Гусенок». — Просто мальчик… — Он слабо улыбнулся. — Такой… в красных сандалиях…

— А! Да это Юкки! — Рэмкин брат глянул понимающе. — Но у него же сестренка…

— Ну… можно и с ней, — совсем смутился Ежики.

— Можно, конечно… Только он не пойдет, его многие звали, не хочет.

— Почему?

— Ну… так. Своя дорога…

«Своя Дорога?»

— Он ведь не навсегда в пограничниках, — насупленно сказал Рэмкин брат. — Найдет сестренку и отправится дальше…

Ежики хотел спросить: кто такие пограничники. Но Рэмкин брат остановился и придержал велосипед.

— Ну вот… смотри, кто идет.

И Ежики посмотрел.

Крайние дома поселка были уже близко, вдоль них тянулась мощеная дорожка, и там… по ней…

Он оттолкнул велосипед и побежал. Навстречу! Хотел закричать. Но мгновенно и безжалостно вспыхнули, накатили, облили горячим светом огни летящего поезда. И Ежики в тоске понял: все, что сейчас было, — лишь мгновенный сон, последнее видение перед ударом. Позади — туннель, впереди — ничто. И сжался в черный комок…

…Но не было удара. Вспышка сама оказалась мгновенным сном. Последним эхом прежних бед. Ежики открыл глаза.

Бежать он уже не мог. Просто стоял и ждал. Измученный и счастливый. Вытирал с мокрых щек прилипший пух летучих семян.

В траве опять затрещал негромкий кузнечик…