Адельша Кутуев - Приключения Рустема

На командный пункт собрались командиры взводов. Батя отдавал приказы. Он говорил тихо, а в ответ звучало короткое:

— Есть!

— Первому взводу добыть «языка».

— Есть!

— Но не простого, — пояснил Батя. — Нужен штабной работник или такой, который был бы знаком с планами командования. Нужен офицер.

Второму взводу досталась железная дорога.

— Разведать основательно, — приказал Батя. — Нам нужно узнать график движения поездов. Подготовьте места для заминирования.

— Есть!

— Третьему взводу взорвать ночью мост на главном шоссе.

— Есть!

— Вопросы есть?

— Нет.

— Выполняйте.

Рустем готов был отправиться сразу со всеми. Проникнув в штаб, он бы достал лучшего «языка», хоть генерала. И мост взорвать для него пара пустяков. С кем же пойти?

Ему понравился партизан «Непоседа». Небольшого роста, подвижный, с блестящими глазами, он все время улыбался. И что он тут видел смешного, сидя прямо напротив Бати?

— Куда «Непоседа», туда и я, — решил Рустем. — Ему наверняка мост поручат взорвать.

Не ожидал Рустем, что «Непоседа» пойдет на железную дорогу. Но уж как решил, так тому и быть.

На операцию вышли втроем: «Непоседа», еще один партизан — Тимофей Николаевич и Рустем. Вышли ночью по ярким звездам.

Сливаясь с деревьями, шагали осторожно невидимой тропой. К рассвету за придорожными кустами засеребрились пути. Партизаны залегли за бугорком и стали наблюдать.

С ближнего болота безмятежно квакали лягушки. Им наплевать было, что идет война. Они квакали каждое утро.

Полчаса наблюдал за станцией «Непоседа». Полчаса — Тимофей Николаевич. «Непоседа» ворочался с боку на бок, покусывая травинку.

— Два года назад, Тимоша, здесь наши уезжали в Москву учиться. Весело было. Цветов нанесли. Смех! — шептал он.

— Ты, случаем, тоже не уезжал?

— Нет.

— С цветами, стало быть, стоял?

— Ну, и стоял... А вот фриц пришел — и нету цветов. Танки, танки... не могу я спать, Тимоша. Всех бы их взорвал.

— Все-таки поспи малость.

«Непоседа» не ответил. Помолчал с минуту.

— Сейчас бы и я уже в институт уехал. На инженера учился бы. Или на учителя можно. Детишек люблю.

— Ты что, в разведку вышел или фантазиями голову мне морочишь? — рассердился Тимофей Николаевич. — Спи давай.

— Спи, спи... Заладил. Человек и так полжизни спит. А что бы ты сделал, Тимоша, если бы сказали тебе: «Война кончилась». Ты, наверно, целую неделю спал бы.

— Ты перестанешь или нет? — Но Тимофей Николаевич не удержался и тут же спросил сам:

— А ты чего бы делал?

— Я бы целую неделю не спал бы. И дома всем бы не давал спать. Все говорил бы да говорил. Сначала с отцом, потом с матерью, с сестренкой. Со всеми...

— Какой шустрый.

— Эх, и сестренка у меня, Эсенька. Шесть лет ей было, когда в лес ушел. Нынче в школу ей идти, а какая теперь школа. Немец в школе. Эх, Тимоша, как она, Эсенька-то, узнала, что война началась, заревела, в голос: «Не надо!» Как сейчас вижу. Слово, что ли, показалось ей страшным?

— Да-ааа... — вздохнул Тимофей Николаевич.

— Была бы жива.

— Перестань сердце надрывать... или у меня детей нет? Припоминай молча.

— Молчу.

Рустем тоже вспомнил дом. Вот к нему подходит мать: «Ты не устал, сынок?» Ее теплая рука касается лба. Он закрывает глаза. Что сейчас делают дома? Отец читает газеты, мать смотрит в окно. И каждый думает о нем. И каждый будто спрашивает: «Где ты сейчас?»

Поднявшись с земли, Рустем тихо пошел к железнодорожному полотну. Оттого ли, что вспоминая о доме, он так ясно увидел себя посредине комнаты, среди знакомых вещей, ему стало грустно, и он шел, будто слепой, заложив по-взрослому руку за спину. Тропа кончилась, осыпалась хрупким шлаком.

— Один... два... три... — считал Рустем шпалы.

Незаметно он дошел до будки стрелочника. Возле нее стоял немецкий солдат с автоматом.

Обгоревшая и разрушенная станция имела плачевный вид. Можно было подумать, что она и существовать-то перестала, если бы не часовые, расхаживающие вдоль составов, и танки, танки, уставившие ввысь свои пушки. Рустем пересчитал танки и отправился к коменданту станции. Тот разговаривал по телефону, кричал:

— Когда пройдет тысяча четыреста тридцать первый?

В тетради, лежащей перед комендантом, точной колонкой были выписаны проходящие через станцию поезда. Рустем переписал их номера и, резко вырвав из руки коменданта телефонную трубку, опустил ее на телефон, потом он зашел к телеграфисту, написал ему записку.