Ася Плошкина - Пойдем ловить чудовище!

У него за спиной раздался грохот падающих книг, но, прежде чем он успел обернуться и увидеть насмерть перепуганного Петрика, застывшего с картой в руках, мальчишка у входа истошно завопил:

– Аааааааа!

Охотник уставился на мальчика с нескрываемым ужасом, коробка выпала у него из рук, и несколько кексов покатилось по полу. Петрик удивленно заморгал и попятился к окну. Протяжный крик прокатился по коридору. Немногочисленные постояльцы в недоумении выглядывали из своих номеров. Зазвенели стекла, и, казалось, даже чайки за окном перестали горланить.

– Да что же это… – Лео Хвастовский скривился и закрыл уши руками.

Петрик уже сидел на подоконнике, свесив ноги на улицу, и, как только он исчез из вида, мальчишка внезапно замолчал. Охотник побагровел и выпучил глаза.

– Это что еще такое?! – пророкотал он.

– Я… – пролепетал мальчик и сделал шаг назад. – Я… я…

Он поправил сползающую на глаза шапку, и вдруг ему на лоб упала длинная светлая прядь. Лео Хвастовский замер. По его лицу расползлась страшная гримаса, он сжал руки в огромные кулаки и двинулся на мальчишку. Лёля сдернула шапку, позволив шелковистым волосам укрыть ее плечи.

– Кажется, чайка утащила вашу карту. Держите вора! – Девочка состроила хитрую гримасу и бросилась бежать по коридору.

– Да как ты посмела! – взревел охотник. – Сейчас же вернись!

Лёля и не подумала остановиться – перескакивая через три ступеньки, она скатилась вниз по лестнице, нырнула в приоткрытую дверь кухни и, с грохотом опрокинув несколько кастрюль, наконец вылетела на улицу через черный вход. Затем она обогнула гостиницу и увидела Петрика, который спрыгнул с пожарной лестницы и побежал ей навстречу, победоносно размахивая картой. Из окна высунулся Лео Хвастовский, багровый от гнева, и, потрясая в воздухе огромным кулаком, крикнул вслед убегающим Лёле и Петрику:

– Гадкие обманщики! Не думайте, что это конец! Вы обо мне еще услышите, я доведу начатое до конца!

Дети побежали еще быстрее. Переулками они домчались до пристани, проскочили мимо Лёлиного дома и оказались около маяка. Тяжелая дверь со скрипом открылась, и друзья, запыхавшись, влетели внутрь.

Загадки становятся гораздо загадочнее, если они в стихах. Чтобы разгадать их, лучше всего подняться на самый высокий маяк – туда, куда не может добраться туман и где можно разглядеть то, что на земле никогда не заметишь.

Лёля задвинула засов и прислонилась к прохладной стене, прикрыв глаза.

– Ух, вот это мы даем! – выдохнул Петрик. – Я уж думал, все, конец!

Его слова гулким эхом звучали внутри маячной башни. В полумраке он едва различал Лёлин силуэт.

– Я тоже, – девочка слабо улыбнулась и пригладила растрепавшиеся волосы.

– Ну и фокусы у тебя! – В голосе Петрика звучало восхищение. – Я, конечно, догадывался, что ты отчаянная, но чтобы настолько!

– Брось! – Лёля немного смутилась. – Лучше пойдем на галерею – нужно, наконец, рассмотреть карту.

Они поднялись по винтовой лестнице, миновали фонарное помещение с огромными лампами и отражателями и оказались на узком балконе, опоясывающем маяк.

На них сразу же набросился холодный январский ветер – взъерошил волосы и заставил шарфы трепетать, как два ярких флага. Далеко внизу, под белой пеленой тумана, сонно вздыхало море, а чуть поодаль расположился городок, который теперь почти нельзя было различить. Петрик вздохнул и развернул карту.

Над морем грозно возвышалась Великанья гора. Она словно обнимала городок, защищая его от внешнего мира, и устало опускала в морскую воду два скалистых мыса, которые прозвали Правым и Левым рогом. Правый мыс, короткий и пологий, нес на своей спине маяк и Лёлин дом с маленьким садом. Левый – скалистый, неприветливый, будто бы наспех вырезанный из огромного камня – не приютил ни одного деревца или цветка. Между ними лежала Зеркальная бухта – когда море было спокойным, в гладкой поверхности воды отражались и гора, и маяк, и черепичные крыши домов. В небе над заливом была нарисована полная луна, а прямо под ней в лунной дорожке покачивалась лодка.

«Где живут чудовища?» – над рисунком плясали маленькие неровные буквы. В углу карты та же неуверенная, будто бы детская рука набросала стихотворение. Лёля прочла его вслух: