Константин Алексеевич переступил порог своей квартиры, тщательно запер дверь и принялся раздеваться. Он безумно устал за день — попробуй-ка, внуши двадцати восьми ученикам любовь к астрономии, физике, вложи в их головы желание вступить в контакт с инопланетянами! Да ещё эта ссора с филологами — после любви, внушённой ученикам, сил на новые эмпатические воздействия не осталось.
Физик сокрушённо покачал головой, снял синий костюм, аккуратно повесил на вешалку. Стянул человеческий облик, разложил на диване. Оглядел единственным глазом на стебельке: всё ли в порядке, нет ли складочек. Одобрительно помахал в воздухе псевдоподиями — всё хорошо.
Заглянул в кладовку, за дверью которой скрывался пространственный карман, где уже второе столетие стоял его звездолёт, и пошлёпал в ванную. Там Константин Алексеевич, он же Прышмышглон с Апудокерголу, свернулся клубочком в тёплой воде и прикрыл глаз тремя веками. Снилось ему звездолётокрушение, падение на Землю, которое осталось в земной истории Тунгусским метеоритом, проступало сквозь сон вновь пережитое отчаяние, когда Прышмышглон понял, что двигатель и передатчик сломаны, а до запчастей миллионы парсеков. Снова навалилась усталость от бесконечной вереницы учеников, которым он второе столетие внушал любовь к физике и астрономии в надежде, что кто-то из них станет той особью, что изобретёт земной вариант варп-двигателя. И тогда звездолётчик с Апудокерголу сможет починить свой корабль и вернуться домой. А потом наступила глубокая фаза сна, в которой совсем ещё маленький Прышмышглон подбрасывал псевдоподией энергошарик и глокотал.
Галина Б. Русского не будет
— Русского не будет! Веруша заболела! — радостно заорал кто-то. Класс наполнился воплями диких койотов и грохотом военных барабанов.
Как новость о болезни учителя, минуя все мыслимые пути передачи информации, попадает в чью-то голову — загадка, кстати. И почему в большинстве случаев оказывается, что инфа верна только наполовину — тоже. Конечно, не в том смысле, что заболело только пол-училки.
— Десятый Б! Прекратить базар! — перекрывая звуки ада, протрубил глас шестирылой Серафимы, нашей директрисы, — Встали! Сели! В связи с болезнью Веры Петровны некоторое время уроки у вас будет вести Юлия Александровна.
Эта самая Юлия Александровна, практиканточка, пиджак длиннее юбки, пряталась за спиной Серафимы. Ссыт, ясное дело. Она у нас уже неделю на русском и литре сидит, приобщается. Ну вот, и доприобщалась. С разбегу — и в ров с крокодилами.
— Здгавствуйте, дети! — пискнула Юлечка.
Оно еще и картавит!
— Для ознакомления с вами и с целью… Чтобы составить мнение. Для пговегки, — Юлёк вдохнула, медленно выдохнула, — Будем сегодня писать сочинение. Тема — свободная. Напишите о себе, о своих мечтах, планах. О том, что для вас важно. Начните со слов…
Серафима, одобрительно кивая, выползла за дверь. На доске возникло «Здравствуйте! Меня зовут…» Надо признать, писала Юлёк до отвращения каллиграфически.
Класс обреченно зашуршал тетрадями.
Меня зовут Виктория, — начала я, и настроение упало окончательно. Отвратительное имя. Подарившее мне кликуху «Виктория Сикрет», переросшую в «ВикCик». Ненавижу. Победительница, как же. Спрашивается, где я — и где победы. Нет, при моем гренадерском росте победы ожидались. Просто должны были ссыпаться в закрома. В спорте, например, хорошо побеждать с ростом 175 и ногой сорокового размера. Бег там, баскетбол, весла, штанга. Диски и болы. Ждут вас. Что ж вы не?
А я не. Не спортивная. Не азартная. Не упертая. Ненавижу отжимания и качание пресса. Да и пресс у меня, надо признать. Я книжки люблю. И купаться. Кошек еще.
О чем писать-то? Не о кошках же.
* * *
Меня зовут Краев Михаил. Я с детства интересуюсь…
Черт, давно такого бреда не писал. Детсад какой-то. Эта Юлия Александровна, конечно, ничего так. Фигурка. И в целом. Симпатичная. Но не думает же она, что ей сейчас класс накатает воз признаний о сокровенном. Ага, ждите. Булыгин вон, по роже вижу, какую-то хамскую муть строчит. Хорошо если не «Встретимся на сеновале, детка?»
Я скосил глаза на соседнюю парту, через проход. Получил оттуда трепетный взор и хлопание ресниц. И пальчики сердечком. Алина-Малина. Мы с ней с нового года… ну встречаемся, в общем. С нее вот станется выдать на-гора страниц пять о нашей неземной любви. А любовь. Ну как — любовь… Просто однажды началось: куда я — туда и она. Заговорит — и цоп за пуговицу. И не уйдешь уже. В глаза снизу заглядывает. Она маленькая, до плеча мне. И всё помочь ей надо. И всё объяснить что-то. Донести. Принести. Починить. Встретить. Подождать. Проводить. И уже все знают, что мы — вместе. И уже все пацаны мне завидуют и смотрят этак. С намеком. И уже вся наша бабская кодла с ней не разговаривает. Одна Вика Шапошникова, пожалуй, у Алинки и осталась. Вика. Виктория Сикрет Шапошникова. Интересно, кстати, а она о чем строчит? Сикрет?
Читать дальше