Валия Цинкк - Пенелопа и огненное чудо [litres]

«Поверить не могу! – подумала Пенелопа. Она топнула ногой по деревянному полу, да так, что накопившаяся за последние несколько недель пыль клубами взвилась в воздух. – Только этого не хватало! Сначала она дрыхнет без задних ног, а потом, когда наконец соизволит встать, начинает причитать по поводу моих волос! Вообще-то могла бы и поинтересоваться, как я себя чувствую, и…»

– Мы тебя подстрижем. Сейчас принесу ножницы, – сказала бабушка и скрылась в ванной.

– Вот еще! – рассердилась Пенелопа. – Стриги, что хочешь, только не мои роскошные локоны!

И она громко хлопнула дверью. Промчавшись вниз по лестнице, она побежала через луг к лесу. Перепрыгивая через канаву, она едва не упала. «Главное – убраться подальше отсюда, – стучало у нее в голове. – Дальше, как можно дальше!»

Из леса вышел олень, но Пенелопа его даже не заметила. Она неслась по мокрой от росы траве, и ноги ее мелькали так быстро, словно она летела по воздуху, не касаясь земли. За спиной у нее развевались огненно-рыжие волосы, сияя на солнце, как розовое золото.

Когда Пенелопа подошла к дому, сгущались сумерки. Бабушка Эрлинда, разумеется, уже уехала в город, чтобы забрать маму из больницы. На кухонном столе лежал листок желтоватой бумаги.

«Приедем поздно, ложись спать.

С приветом, б. Э.»

«„С приветом, б. Э.“?! Ну надо же», – подумала Пенелопа, а потом соорудила себе огромный бутерброд, посыпала его жареным луком и налила воды из-под крана. Ах, до чего же славно: завтра вернется мама, погладит ее по голове и заплетет две рыжие косички. Держась за руки, они пойдут гулять в лес… Ну, а бабушка Эрлинда – или просто б. Э ., как она, видимо, хочет, чтобы ее теперь называли, – будет сидеть дома и разглядывать монетки из своей коллекции.

Пенелопа отправилась в ванную мыться. Потом долго стояла перед зеркалом и разглядывала свои новые волосы – смотрела, как они переливаются на свету, пробовала их на ощупь. Они спадали на плечи и спускались по спине, словно защищавший ее красный покров. Еще утром она сама перепугалась, увидев себя в зеркале, а теперь даже не могла представить, что когда-то выглядела иначе. Она чувствовала легкость и свободу, а поток сил, пробудившийся в ней с утра, утих. Пробравшись в ванную, Куку полезла вверх по штанине хозяйки.

– Ну, хватит! Уже иду! – рассмеялась Пенелопа и следом за старой кошкой направилась по скрипучим половицам в спальню. Когда глаза уже слипались, она услышала, как открывается дверь: «Мама приехала!» Она вскочила, выбежала из комнаты… и замерла, услышав внизу недовольный голос. Мать расхаживала по кухне.

– Где этот конверт?! Пять евро, говоришь? Поверить не могу! Он что, после всего, что случилось, решил меня еще и позлить? Что всё это значит? Мама, ты можешь мне объяснить? Вот негодяй! Лучше бы я никогда его…

– Но тогда бы у тебя не было Пенелопы, – заметила бабушка Эрлинда. – А она для тебя всё! По крайней мере, ты так всегда говоришь. Он ведь был любовью всей твоей жизни.

Воцарилась тишина, слышно было лишь, как тикают кухонные часы. О чем это они там только что говорили? Кто этот негодяй и любовь всей ее жизни? И при чем тут пять евро?

– И кстати, – добавила Эрлинда Эрк. – Раз уж ты и так на взводе, расскажу тебе всё сразу.

– Что случилось?! – воскликнула фрау Говиндер.

– Волосы Пенелопы… Они… немного порыжели. Ну, знаешь, совсем чуть-чуть… Она сама еще не заметила, но ты должна немедленно…

– Боже мой! – воскликнула мать. – Вовремя же меня отпустили из больницы! Иначе нас ждала бы настоящая катастрофа!

Катастрофа?! Но почему? И почему « боже мой» ? Уже второй раз за день Пенелопа рассердилась. Она-то думала, что мама обрадуется, а она вон что говорит! Желание броситься ей навстречу пропало, к горлу подступил ком. Прокравшись обратно в комнату, она забралась в постель и натянула одеяло до самого носа. В голове у нее проносились обрывки разговора: «Тогда бы у тебя не было Пенелопы… Был любовью всей твоей жизни… Да лучше б я никогда его…»

Неужели они говорят о ее отце? Но ведь он умер, и как он может в таком случае кого-то злить? Что там было написано на наклейке – «Л. Говиндер»? Неужели это Леопольд Говиндер? Леопольд Артур – так звали ее отца. Пенелопа так яростно защелкала языком, что вскоре у нее заныла челюсть. И почему б. Э. сказала, что ее волосы только слегка порыжели? Она что, теперь плохо видит? Рыжее и представить себе нельзя!