Дарья Кулыгина - Рождение Мары [litres]

– Ну… фотографию моей мамы. Единственную.

Тома настороженно наблюдала за выражением лица Анны Леонидовны. Зачем она выспрашивает? Ищет повод отказаться? И если это проверка, то что говорить?

– Ты поэтому была в кабинете? – поинтересовалась та. – Я сразу не поверила в историю про конфеты.

– Да. Хотела стащить личное дело. Долгая история. Вы не волнуйтесь, я не воровка, – Тома заглянула женщине в глаза. – Не собираюсь тырить у вас деньги и все такое.

– Я верю. А ты не думала просто попросить?

– Давно как-то. Она выдала только эту фотографию, рассказала про пожар. Я знаю, у нее там что-то еще есть. Но она говорит, что тема закрыта.

– Понятно. Хорошо, собирайся и жди меня у выхода, – Анна Леонидовна развернулась, но Тома окликнула ее:

– Погодите… А вы… вы разве не будете меня ругать?

– И не подумаю, – улыбнулась женщина и как ни в чем не бывало зашагала к лестнице, постукивая каблуками.

Даже если она из секты, в чем Тома уже сомневалась, жить у нее будет не так плохо. Только бы не радоваться раньше времени… Не сейчас. Пусть сначала выйдут за ворота – вот тогда. Или лучше потом, на острове. Не расслабляться. Спокойнее. Нервные дети никому не нужны.

Спустя полчаса девочка переминалась с ноги на ногу у поста охранника, сжимая в руках два шуршащих пакета с полустертыми надписями. Ожидание казалось невыносимо долгим, где-то в глубине ворочалось и разрасталось подозрение: вдруг передумает? Вдруг за забором уже нет той красивой иномарки?

Но Анна Леонидовна появилась. Она шла, подняв подбородок, ровно и невозмутимо. Походка у нее была такая, что ей смело можно было поставить на голову поднос с хрустальной вазой – все сохранилось бы в целости. Рядом с подобострастной улыбкой семенила директриса. Гостья определенно была важной шишкой: Тамара еще не видела у начальства такого услужливого выражения лица.

– Ну, Томочка, я поздравляю тебя с новой семьей! – Валентина Семеновна влажно расцеловала воспитанницу в обе щеки.

Вполуха Тома выслушала казенные неискренние пожелания, окинула взглядом холодный от ламп дневного света коридор, кафель, знакомый до последней щербинки, стол охранника, на котором когда-то нацарапали гвоздем неприличное слово, а потом залепили наклейками с бабочками. Их, правда, все равно называли, мягко выражаясь, «хреновые бабочки», потому что каждый интернатовец старше десяти знал предысторию.

Господи, неужели взаправду? Она уходит насовсем. А где же восторг, где счастье от исполнения главной мечты? И почему так страшно, что хочется заплакать? Возьмите меня за руку, Анна Леонидовна. Пожалуйста. Ведь вы же настоящая? Вы правда забираете меня? Тома не решилась произнести это. Нечеловеческим усилием расправила плечи. Она уже взрослая, она справится. И больше сюда не вернется. Никогда. Чего бы ей это ни стоило.

Тамара вышла на улицу. Ржавая пружина входной двери в последний раз проскрежетала у нее за спиной. Солнце уже поднималось над каштанами, из распахнутых окон доносились детские голоса: после ночи проветривались спальни младших. На другом этаже толпились за стеклом ее ровесники. Тома махнула им рукой, они замахали в ответ. Кирилла не было видно, и Тамара очень надеялась, что он сейчас по полной огребает от завхоза. И даже защипало в глазах… Нет-нет, просто слишком яркое солнце.

Анна Леонидовна подошла к машине, достала ключ – фары вспыхнули, щелкнули замки.

– Садись назад, до Москвы ехать долго. Ты, наверное, не выспалась сегодня.

– Шутите? Не думаю, что смогу уснуть, – Тома нервно улыбнулась.

Но все же подчинилась, ей хотелось произвести самое благоприятное впечатление, если это было возможно после утренних событий. Какое-то время они ехали молча, потом Анна Леонидовна вырулила на трассу до Москвы.

– Куда мы сейчас?

– Я же говорила: полетим в Швецию, – опекунша взглянула на Тамару через зеркало заднего вида. – В шесть у нас самолет до Стокгольма. Если успеем, купим тебе одежду. Я бы предпочла шопинг там, на месте, но мы прилетаем вечером, надо будет сразу плыть в пансион.

– Ясно.

Как в телике, что ли? Всякие там магазины, яркие упаковки? И прямо все фирменное? А если очень дорого? И Тома пообещала себе выбирать только самые дешевые вещи. Пусть видит, какая она экономная. А лучше нет, пусть выбирает сама. Вот что скажет – то и покупает.

– Тебе не верится? – Глаза в зеркале мягко прищурились: женщина улыбалась.

– Не очень, если честно.

– У меня есть для тебя сюрприз. Посмотри в бумажном пакете. Там, рядом с тобой.