Владислав Крапивин - Сказки Севки Глущенко

– Придется тебе завтра как следует извиниться перед Гетой Ивановной, – сказала мама. – Если не хочешь, чтобы тебя исключили из школы…

Извиняться – это хуже всего. Это такая мука – краснеть и давить из себя: «Простите, я больше не буду…» Но Севка понимал, что никуда не денешься.

Ладно, в конце концов, это будет лишь завтра. А сегодня он целый день будет перечитывать письмо, разглядывать картинку и сочинять длинный-длинный ответ.

Мама велела Севке сидеть дома и ушла на работу. Он забрался на мамину кровать, разгладил письмо на подушке. Прилег на него щекой… и тут же уснул. И спал, вздрагивая во сне, пока не пришла мама.

Утром Севка и мама пошли в школу вместе. В шумном вестибюле Севка затравленно поглядывал на ребят. Но те пробегали мимо, веселые и равнодушные. Потом он увидел Гету Ивановну. Она шагнула из учительской – в своем «мундирном» платье с эполетами и с указкой-шпагой в руке. Прямая, твердая, как ручка от метлы, ненавистная.

– Иди, – тихо и сурово сказала мама. И подтолкнула Севку.

Он скрутил в себе отчаянный стыд и пошел. Пускай уж сразу…

– Гета Ивановна, – тонко и громко проговорил он, задрав голову. – Простите меня.

– Что-что?.. А, это Глущенко явился! Что ты сказал?

– Простите, я больше не буду, – сбивчиво и тихо повторил Севка и опустил голову.

Гетушка хмыкнула и посмотрела мимо Севки. И увидела маму.

– Здравствуйте! А вы что пришли? Вы не волнуйтесь, мы сами с этим героем разберемся, идите на работу.

Севка украдкой, из-за плеча, глянул на маму. Она вздохнула и стала спускаться по лестнице.

И остался Севка опять один, без всякой защиты.

– И-интересное дело, – слегка нараспев произнесла Гета Ивановна. – Обругал ты меня при всем классе, а извиняешься в уголочке, в коридорчике. Нет уж, ты это делай на уроке при всех ребятах… Иди в класс!

Севка пошел. Разделся. Сел. Владик Сапожков сочувственно спросил с задней парты:

– Досталось, да?

Севка шевельнул плечом. Серега Тощеев сказал издалека:

– Гетушка хоть кого доведет…

– А я скажу, что ты обзываешься! – злорадно сообщила Людка Чернецова.

– А я тебе косы выдеру и пришью… – серьезно пообещал Тощеев, тут же уточнив, к какому именно месту пришьет Людкины косы. И Севке стало немного легче.

Но в это время протренькал колокольчик и появилась Гета:

– Садитесь все… И ты, Иванников, сядь, не торчи… Ну, Глущенко, что ты хочешь нам сказать?

Севка поднялся и молчал, переглатывая новую порцию стыда.

– Ну-ка, выйди к доске.

Севка пошел, цепляясь ботинками за шероховатые половицы.

– Ну-ка, встань здесь и посмотри всем в глаза.

Севка встал, но в глаза, конечно, никому не смотрел.

– Дак что же ты собираешься сказать? – с некоторой торжественностью спросила Гета Ивановна.

Ладно, пусть. Всё равно сейчас пытка кончится. И всё равно есть на свете Юрик, эту радость у Севки никто не отберет. Севка зажмурился и, будто прыгая в крапиву, выпалил:

– Извините, я больше не буду!

– Что ты не будешь?

– Плохо себя вести, – механически сказал Севка.

– И не будешь больше называть свою учительницу дурой?

– Не буду, – пообещал Севка. И в глубине души у него шевельнулась смешинка. Очень тайная.

– Ну и на том спасибо, – скромно и с печалью отозвалась Гета. Потом щелкнула замком портфеля. – А это возьми.

Севка поднял глаза. Гета протягивала порванную тетрадь.

– К тому понедельнику всё перепишешь, как было сказано.

Что это? В самом деле? Она не забыла?

Целую тетрадь переписать! За шесть дней!

Холодное отчаяние накрыло Севку с головой.

– Не буду я ничего писать, – устало сказал он.

– Ты что?! Опять?! Будешь! Я своих слов назад не беру.

– А я беру, – сказал Севка. Ему было уже всё равно.

– Что ты берешь?

– Свои слова. Извинения, вот что! – крикнул Севка. – Не хочу я перед вами извиняться!

Потом его опять вели в учительскую и там что-то говорили и кричали. И опять Севка долго сидел в углу у вешалки, закостенев от тихой тоски. Он понимал, что теперь в его жизни всё хорошее кончилось навечно. И пусть кончилось…

Пришла мама. Вздыхая и покачивая седой головой, Нина Васильевна сказала, что ей очень жаль, но поведение Севы Глущенко стало совершенно ужасное. Такое ужасное, что учительница отказывается с ним заниматься. И ничего не поделаешь, Сева Глущенко заслужил суровое наказание. Придется его исключить из школы. На неделю…

Мама не ругала Севку. Нисколько не ругала. По дороге из школы она молчала, но не сердито, а как-то задумчиво. А дома сказала: