Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне [сборник]

Сега шевельнулся. Качнул ногами. Отодвинул голову, глянул профессору в лицо.

— Вот и все, — деловито сказал тот. Опустил Сегу на пол. — Теперь ты, мальчик мой, можешь, как и все мы, подхватить разные болезни, но эта хворь не вернется к тебе никогда.

— Та-а… — тихо улыбнулся Сега.

— Ура… — шепотом возрадовалась Белка. Потому что ушла насовсем тревога, которая до этой поры незримо и постоянно жила среди друзей.

Валерий Эдуардович солидно; словно на кафедре перед студентами, поправил очки.

— Вы не должны огорчаться, господа, что задуманный вами эксперимент планетарного масштаба не состоялся. Восстановленное здоровье этого молодого человека — тоже немалый результат.

— Тоже планетарный, — сказал Тюпа. До этой минуты он помалкивал, опасаясь предстоящей нахлобучки профессора, но сейчас не подлизывался — высказался солидно и твердо. И Валерий Эдуардович наградил его ободряющим (и прощающим) взглядом.

А Сега опять держал на руках Луизу, поглаживал ее и все улыбался. И однако же…

Да, он избавился от болезни, но способность чуять разные беды — близкие и далекие — его не оставила. Сега быстро опустил кошку на пол, глянул в сторону, словно сквозь стену.

— Что-то случилось…

И тут же в кармане Кости взорвался жесткой трелью мобильник.

Звонил Вадим.

— Кот…

— Да, — сказал Костя, на которого сразу навалилось ощущение беды.

— Кот… В отца стреляли, он ранен. Боюсь, что очень тяжело…

— Смертельно? — ровным голосом спросил Костя.

— Ну… я не знаю. Но сказали, что надо быть готовыми ко всему…

— Он где?

— В срочной хирургии… В той самой больнице. Я тоже там…

— Сейчас буду.

— Куда прислать машину?

— Не надо машину. Без нее скорее… — До Институтских дворов было несколько минут, а оттуда до больницы — рукой подать.

— Но ты не один?

— Нет…

Дальше было — как обрывочные кадры…

Лихо, профессор и Луиза остались в подвале, остальные бежали по коридору. Бежали так, словно их скорость могла что-то изменить и поправить беду. Дворы были почти пусты — холодное солнце и шорох листьев. Откуда-то прилетел полупрозрачный самолетик, сел на булыжники. На него не взглянули, не подобрали… Выбрались через пролом в каменной стене у монастырской башни. Миновали несколько переулков. Оказались у чугунной изгороди больничного сада. Там тоже был пролом — в зарослях сирени, на которой все еще сохранились зеленые листья.

Теперь командовал Вашек, он знал тут все входы-выходы, не раз прибегал к отцу. Он не повел друзей к главному входу, повел среди высохшей травы к торцу здания. Оно — бело-желтое, с арками и полукруглыми окнами — было похоже на океанский лайнер, вставший у поросшего осенними деревьями причала.

— Подождите… — сказал Вашек, и они с Сегой скрылись за небольшой, без надписи, дверью. Все стояли перед ней и тяжело дышали после бега. Костя, нагнувшись, отклеивал от ботинок прилипшие бурые листья. Белка и Тюпа одинаково протирали очки. Драчун что-то шептал Дашутке на ухо, словно утешал…

Горький запах осеннего сада казался терпким и царапал легкие. В голых ветках надоедливо кричала ворона.

Сколько времени прошло, минута или полчаса, никто не понял. Открылась дверь, Вашек с хмурым лицом поманил друзей.

Пошли по обшарпанному полутемному коридору, в котором стоял застарелый запах лекарств и сырой штукатурки. Впереди всех, перед Вашеком, шагала женщина в серовато-белом халате с завязками на спине. Иногда оборачивала неразличимое лицо и поднимала палец: тихо, мол. В маленьком квадратном вестибюле, заставленном побитыми стеклянными шкафчиками, велела всем посидеть. Сидеть было не на чем, они боязливо перетаптывались на облупленной краске половиц. «Хоть бы скорее все кончилось…» — мелькнуло у Белки, хотя она понимала, что ничем хорошим это кончиться не может.

Женщина (оказавшаяся при свете окон молодой и не сердитой) принесла стопку синих полупрозрачных чехлов для обуви, велела натянуть на сапожки и башмаки. Дашутка с ними запуталась, Костя, опередив Драчуна, сел перед ней на корточки, стал помогать, Драчун молча отступил…

Пошли вверх по лестнице. Здесь было уже чисто, штукатуркой не пахло, только лекарствами. Потом были еще какие-то переходы, и наконец все оказались в белом коридоре. У стен стояли обтянутые светлой клеенкой скамейки.

— Дальше нельзя, там операционная, — вполголоса сказала женщина. — Посидите.

Далеко в конце коридора светилась матовыми стеклами широкая дверь.