Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне [сборник]

— Угощеньице небогатое и сахар кончился, ну да зато заварка хорошая, — приговаривал Лихо Тихоныч. Он из-за спин ребят дотягивался чайником до каждой кружки. А Птахе протянул кружку наверх: — Держи, птичик. Ты привык сидеть высоко.

— Сижу высоко, вижу далеко, — хихикнул Владик. И добавил совсем по-птичьи: — Пью чай, пью чай…

Чай, хотя и не сладкий, был удивительно вкусным — крепкий, с запахом каких-то нездешних трав. Его пили, отдувая от губ крупные чаинки, заедали сухим, разных сортов печеньем, которое было насыпано в картонную коробку из-под ботинок. Федя чай не пил, но подбирал со стола крошки и аппетитно чмокал…

Лихо Тихоныч не пил, не ел, только поглядывал из-под шапки. Наконец Драчун отодвинул кружку, сказал «уф, спасибо» и попросил:

— Дядя Лихо, покажи ребятам Колесо.

Сразу стало понятно, что это не просто колесо, а именно Колесо.

— А чего ж! Конечно! — отозвался Лихо Тихоныч. Похоже, что даже обрадовался. — Вы давайте-ка за мной по одному.

Он подкатил себя к тесной дверце в углу у печурки, протолкнулся в нее, остальные вереницей двинулись следом. Миновали короткий коридор и оказались в обширном подвальном зале. Подвал подвалом, а потолок здесь был высокий. Несколько желтых лампочек тускло освещали замшелые стены. Да никто на них, на стены-то, и не смотрел. Все, притихнув, смотрели на то, что вращалось и мерцало посреди зала.

Колесо было в диаметре метра три. Ось его держалась на металлических башнях, похожих на двухметровые модели нефтяных вышек. Вышки стояли на круглой площадке, слегка приподнятой над кирпичным полом (вроде как солнечные часы на Треугольной площади). По краям площадки вертикально торчали винтовые штыри с навинченными гайками. Каждая гайка — размером с чайное блюдце… Но что там стойки и штыри с гайками! Главным было само Колесо!

Оно притягивало взгляды и заставляло притихать души.

Вращалось Колесо не очень быстро. Можно было рассмотреть внутри обода полупрозрачные (уж не стеклянные ли?) спицы, которые местами скрещивались друг с другом, как в колесе велосипеда. Спицы мерцали и отбрасывали желтые и зеленые искорки. Обод Колеса был плоский, шириной в полметра. Непонятно, из чего сделанный. Иногда казалось, что он полупрозрачный, как и спицы.

Внутри обода вспыхивали между спиц стеклянные зубчики — словно конструкторы Колеса позаботились о ступеньках, чтобы сотня неутомимых белок могла прыгать по ним и поддерживать скорость вращения.

Но никаких белок не было, Колесо вертелось само собой. Иногда среди спиц появлялось нечто вроде клочьев цветного тумана, и Белке показалось, что в тумане возникают и пропадают картинки — старинные города, цветущие деревья, желтые скалы в оторочке прибоя… Белка хотела спросить, видят ли это другие, но ее опередил со своим вопросом Вашек:

— Лихо Тихоныч, а за счет какой энергии оно вертится?

— Да, моторов не видать! — звонко сказал Сега.

— А их и нету, моторов-то, — охотно отозвался Лихо. — И сроду не было. Мне сказали, что за счет всемирной энергии, вроде как из космоса…

— Простите, а кто сказал? — с вежливым недоверием поинтересовался Костя.

— А кабы знать! — хрипловато и опять обрадованно воскликнул Лихо. — Я как-то забрался сюда со свалки, чтобы поискать жилплощадь потеплее (без коляски еще был, еле приковылял), глянул на это верчение и прямо обмер. У меня в ту минуту второй глаз-то и проклюнулся. А какой-то голос — то ли снаружи, то ли внутри меня — говорит: «Если, Тихоныч, есть охота, оставайся здесь, будешь смотрителям Колеса…» И еще объяснил, что от Колеса этого какая-то польза во всем мире. Что-то оно в ем удерживает. Ста-би-ли-зи-рует… И вертится от силы галактического излучения. Но только иногда его, излучение это, заслоняют какие-то вредные… анти-энерге-тические… поля. И поэтому колесико надо время от времени подталкивать… — Он сказал «колесико» ласково, как о ребенке, которого нянчит.

— И часто приходится его ускорять? — с прежней вежливостью поинтересовался Костя.

— Да нечасто. Разок в сутки, ему и хватает… И пока оно вертится, все тут спокойно. Плохие люди сюда не заглядывают, им дорогу не найти.

— «Кандеевские» здесь не ходят, — не то хихикнул, не то чирикнул Владик Пташкин. Он каким-то образом оказался на верхушке стойки, у оси.

Все замолчали, словно прислушивались к чему-то важному. И стало слышно, что Колесо вертится не совсем бесшумно. Оно вращалось с тихим шорохом, будто на лист бумаги сыпалась струйка песка…