Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне [сборник]

Вадим взял Костю за плечо.

— Вот, отец Сергий, привез отрока Константина. Хочет он сделать пожертвование.

Отец Сергий не удивился. Сказал серьезно:

— Идемте, дети мои… — И пошел впереди.

На крыльце Вадим перекрестился снова, священник тоже. Вошли в сводчатый дверной проем.

Костя оказался в церкви впервые. То есть его крестили в младенчестве, но он ничего не помнил. Сейчас, после солнца, ему показалось, что в храме темно. Мерцали нимбы почти неразличимых ликов, дрожали огоньки нескольких свечек. В сторонке тихо молились две старушки. Пахло воском и было зябко. Костя ладонями обхватил голые локти. Он чувствовал себя незваным пришельцем.

Вадим осторожно повернул Костю за плечи.

— Вот, смотри…

Справа на выступе стены висел образ Богоматери с Младенцем (такой же, только очень маленький, стоял на полке в комнате у Эммы, новой отцовской жены, среди флакончиков и шкатулок). Ниже иконы белел бумажный лист с крупными печатными словами: «Братья и сестры! Наша община помогает клинике, где лежат дети с онкологическими заболеваниями. Пожертвуйте на их излечение». Прямо на полу стоял клепаный железный сундук с прорезью в плоской крышке.

— В той больнице несколько десятков девочек и пацанов, — сказал Вадим вполголоса. — Некоторые совсем крохи. Многие могут не дожить до твоего возраста. Постоянно не хватает лекарств…

Костя вспомнил, что когда-то видел эту (или похожую) больницу в Новостях. Стриженные наголо малыши с шеями-стебельками, в мятых сизых пижамках… Тогда он посмотрел, поморщился и забыл. Сейчас это выскочило в памяти снова. И вспомнилось, что некоторые ребятишки были жизнерадостны, улыбались. Не знали?..

Костя начал суетливо вытаскивать из кармана скомканные банкноты, одну за другой толкал их в темную щель. Отец Сергий, видимо, разглядел, какие это деньги. Качнулся, хотел сказать что-то.

— Все в норме, — остановил Вадим. — Я потом объясню…

Отец Сергий положил легкую ладонь Косте на голову.

— Господь не оставит тебя, мальчик…

Костя замер, боясь шевельнуть головой. Вадим сказал:

— Костя у нас неверующий. По крайней мере, он сам так думает…

— Все равно Господь не оставит, — вздохнул священник.

Уже у машины Костя оглянулся, снова посмотрел на церковь. На большую икону, что висела выше входа. Спросил у молодого отца Сергия:

— Это Иисус Христос?

— Да, это наш Спаситель.

— У него книга, а на ней слова. Отсюда не разглядеть. Что там написано?

— Там написано: «Заповедь новую даю вам. Да любите друг друга»…

— Разве она новая? — неловко сказал Костя.

— Новая была две тысячи лет назад, когда Спаситель произнес эти слова. С той поры стала вечная.

— Не получится, — насупленно и даже виновато проговорил Костя. — Разве можно любить всех?

Он стоял у дверцы, опустив голову, но заметил, как Вадим быстро посмотрел на отца Сергия. Тот кивнул без удивления:

— Давний вопрос. Но любить — это ведь не значит целоваться-обниматься. Надо стараться никому не делать зла и помогать людям по мере сил. Как ты сегодня… Ты, Костик, если хочешь заходи как-нибудь, поговорим…

Костя не знал, что ответить, поэтому неловко кивнул и полез в машину.

А когда выехали из аллеи, он попросил:

— Останови. Я пройдусь пешком. Тут ведь недалеко…

Вадим не спорил. Сказал:

— Ну, смотри…

— Я смотрю… — Костя толкнул ногой чехол ракетки.

— Шарик при тебе?

Костя хлопнул по груди (и опять ощутил в кармане конька).

— Гуляй, — разрешил Вадим. — А я тогда вернусь к Сереже, есть еще дело… Кстати, мы служили на одном корабле, он был радистом…

Вадим уехал, а Костя свернул в переулок, показавшийся ему знакомым. Он думал, что выйдет на Институтскую улицу. Но оказался почему-то среди кирпичных стен с редкими окнами, а потом на незнакомой узкой площади, посреди которой торчала странная треугольная штука. «Ну, дела!..»

Было безлюдно. «Дзын-нь», — тихонько отдалось в ушах и, казалось, качнулся воздух. Наверно, это от жары…

Справа виднелись красные старинные здания, слева пестрые магазинчики и мастерские, впереди поднималась над вытянутым двухэажным домом зубчатая башня. Башня была, кажется, знакомая. «Значит, там улица Рылеева…»

Костя зашагал по дышащей теплом брусчатке с торчащей из щелей травой и желтым мелкоцветьем.

Из-за треугольного сооружения («Это же солнечные часы!») вышли навстречу трое: два мальчишки и девочка.

— Костя! — сразу сказала девочка.

А мальчишки ничего не сказали, но смотрели по-хорошему, без подозрительности и вредности. Один был ростом с Костю, другой пониже и очень тонкий — красный трикотаж висел на нем, как флажок в безветрие. А белые волосы — такие легкие, что шевелились в поднимавшемся от нагретых камней воздухе.