Вероника Коссантели - Ископаемые

– Какое слово на «а»? – спросил я.

– Не твое дело. – Ло зевнул, обнажив белые зубы. Может быть, его и назвали в честь цветка, но никому в здравом уме не пришло бы в голову над ним из-за этого подшучивать. – Мы уже виделись, – сообщил он миссис Линд. – В ванной. Кракену вздумалось с ним обниматься.

– О, дорогой, – извиняющимся тоном произнесла миссис Линд. – Прости, Джордж. Я должна была тебя предупредить. Боюсь, несчастному созданию стало скучно одному в ванной. Не хочешь дать поросенку бутылочку? Я подогрею молоко.

Она опустила Дидо на пол, а я с трудом поднялся на ноги. Прижав к себе поросенка, я обошел вокруг стола, чтобы оказаться как можно дальше от скрюченного клюва.

Я не очень хорошо разбираюсь в птицах: могу отличить сову от страуса и попугая от пингвина, но на этом мои познания заканчиваются. Теперь я всмотрелся в птицу как следует и понял, что уже видел ее прежде – за стеклянной витриной в музее естествознания. Ошибиться было трудно: она выглядела как помесь индейки и перьевой щетки для пыли.

Я вытаращил глаза.

– Разве это не?.. Это додо! Разве они не… вымерли?

Мальчик рассмеялся. Миссис Линд приложила палец к губам.

– Мы не произносим здесь это слово, Джордж. Слово на «в».

– Ты не произносишь, а я – произношу, – Ло приподнялся, взял вишенку со шляпы миссис Линд и запустил косточку в Дидо. – Вымершие. Вымершие. Ты воняешь. С карри ты бы пахла куда лучше.

Птица смотрела на него, щелкая клювом.

– Дидо – единственный известный нам представитель додо, – печально сказала миссис Линд. – Их и с самого начала было немного, они жили на острове. К несчастью, эти птички очень доверчивые, и поймать их не составляло труда.

– Это еще раз доказывает, – сказал мальчик, – что быть добрым невыгодно. В то время, когда другие додо беззаботно кудахтали, дружили со всеми подряд и позволяли себя съесть, представители семейства Дидо прятались за кустами и дулись на всех. И вот одна из них здесь, спасенная своим дурным характером.

Бросив на Ло злобный взгляд, птица вразвалку поковыляла к кровати для собак. Отогнув клювом клетчатое одеяльце, она внимательно осмотрела кладку лежавших под ним яиц: кремово-белые, желтовато-сливочные, веснушчато-зеленые – все разных форм и размеров. Самое крупное яйцо было гигантским, размером с арбуз.

– Она не могла его отложить! – Я не был экспертом по яйцам, но прекрасно видел, что оно слишком большое.

– Она и не откладывала их все, – сказала миссис Линд. – Это пришло по почте. На посылке было написано: «Может размножиться». На почте эту надпись прочли как «Может размозжиться» и умудрились его не разбить – и на том спасибо. Мы понятия не имеем, что внутри. Когда они вылупятся, тогда и узнаем, кто в каждом из них.

– Если они вылупятся, – поправил ее мальчик. – На некоторых яйцах она сидит уже много лет. Они наверняка сгнили. Со дня на день скорлупа треснет, и завоняет так, что глаза заслезятся.

Миссис Линд налила молоко в детскую бутылочку. Она проверила температуру и протянула бутылочку мне.

– Тебе лучше присесть – нет, не сюда !

Она опоздала. Я опустился в кресло-качалку, и мой зад уже коснулся верхней подушки. По крайней мере, я думал, что это подушка в желто-синюю полоску, пока она не издала приглушенное хлюпанье, как проколотый шарик с водой, и не выскользнула из-под меня. Держа во рту кончик хвоста, она бочком забралась под стол, где избавилась от полосок и слилась с плиткой на полу.

– Проявляй хотя бы немного уважения, – сказал Ло. – Ты едва не сел на уробороса.

– Прости, – сказал я. – Я не знал, что он там. Э-э-э… А кто это? И что он делает? – Свернувшись в клубок, существо – полурептилия, полукрендель – так и не отпустило хвост.

– Он символ бесконечности, – со вздохом ответила миссис Линд. – Он постоянно сосет свой хвост – уроборосы именно этим и занимаются. Поэтому его очень сложно кормить, он наносит себе ужасные раны, посасывая и кусая хвост, бедняга одержим чувством долга. Он думает, что если однажды отпустит хвост и разомкнет круг, время остановится.

– А оно остановится? – спросил я. – Время?

– Мы не знаем, – призналась миссис Линд. – Такого никогда не случалось. – Она толкнула рукой кресло-качалку. – Взгляни на это, – пожаловалась она. – Чешуя по всей мебели. У тебя ведь нет аллергии, Джордж? Бедняжка Недотепа из-за этого чихал.

Пустоголовый Недотепа, который здесь больше не работает.

– Поэтому он ушел?

– Кто сказал, что он ушел? – Ло отломил часть печенья с заварным кремом и бросил Дидо половинку без крема. Она с щелканьем поймала угощение клювом. – Он наверху, в кладовке.