Цербер Джонс: Четырёхпалый человек [litres]

– Хорошо. Увидимся в классе, Амелия.

– С чего ты взял, что мы окажемся в одном классе?

– Ты о чём? – переспросил Чарли. – Конечно, в одном. Вот увидишь!

– Папа! – крикнула Амелия из своей комнаты. – Ты можешь мне помочь?

– Что такое?

– Я хочу снять этот портрет. Он мне не нравится.

Амелия слышала, как отец поднимается по лестнице. Она глубоко вздохнула и оглядела новую спальню, загромождённую полуразобранными пакетами и коробками с её именем.

Комната, как выяснилось, вдвое больше её прежней. Огромное эркерное окно выступало из стены и походило на нос корабля. В него было встроено сиденье. И когда Амелия забралась в него, перед ней открылся вид на мыс, заросли кустарников и морской простор. Побольше подушек – и можно представить, будто сидишь на облаке.

Кровать Амелии, привезённую из города, поставили на другом конце комнаты. А местную – старинную, с резными столбиками и выцветшим розово-зелёным балдахином, но без матраса – отец задвинул в дальний угол. Он пообещал, что матрас купят, балдахин постирают, и Амелия сможет на ней спать.

– Только когда освоимся, – добавила мама. Что бы это ни значило.

В любом случае, комната хорошая, и у неё был потенциал стать отличной. Амелии только не нравился огромный старый портрет на стене с изображением женщины в старомодной одежде. Дама выглядела приветливой, ласковой и зловещей одновременно.

Прошлая ночь была ужасной. Конечно, днём гостиница выглядела обычно: солнечный свет лился в окна, и птицы пели как ни в чём не бывало. Однако с наступлением темноты в комнате поселялись странные тени, и тогда гостиница и впрямь казалась пугающим местом. Вчера Амелия несколько часов не могла уснуть. Стены словно кто-то пытался прогрызть изнутри, а на чердаке будто дрались дикие зверьки. Сказать по правде, она всю ночь спала с включенным светом.

– О, – воскликнул отец, подойдя к дочке, – Матильда Уклонвилль.

– Кто?

– Эта женщина. – Папа указал на портрет. – Дом принадлежал ей задолго до того, как стал гостиницей.

– Ясно. Видимо, она жила очень давно. Она же… не здесь умерла, правда? Надеюсь, не в этой комнате…

Не то чтобы Амелия верила в призраков.

– Что? Ах, нет, абсолютно точно – это произошло не здесь.

Папин ответ прозвучал подозрительно.

– Абсолютно точно не здесь? Откуда такая уверенность? Где она умерла? – не сдавалась Амелия.

– Ну, это немного забавно… – Отец замялся и снял картину с крючков. Обнажилось светлое прямоугольное пятно ярких, будто новых, обоев. С эвкалиптового дерева во дворе сорвались и упали два засохших листочка. – Никто в действительности не знает, что произошло. Судя по всему, она пропала.

– Пропала? – повторила Амелия, не понимая, как такое вообще можно считать забавным. – О чём ты…

Но тут ещё одна загадка привлекла её внимание. Когда отец опустил раму на пол, они увидели маленькую металлическую дверцу, замурованную в стене. Очевидно, кто-то прятал её за картиной, словно сейф в мультфильме.

– О, смотри! – воскликнул папа. – Может, внутри сокровища.

Он подёргал за ручку.

– Ну, конечно, заперто. А вдруг кто-нибудь знает код? Узнаю у Тома.

– Нет! – выпалила Амелия.

Отец удивился:

– Ты не хочешь, чтобы я спрашивал у Тома?

Амелия моргнула: папа считал Тома «своим». Не хотелось грубить, но она смотрителю не доверяла. Конечно, человек не виноват, что у него повязка на глазу и нет пальца, и он хромает, и зубы золотые. И вообще никогда нельзя судить по внешности, но…

Но Том пугал её до ужаса.

– Э-э… – Амелия лихорадочно соображала. – Мне бы сначала с комнатой разобраться. Двери, кажется, нужен срочный ремонт…

Надо отвлечь папу от Тома, вот и всё.

– Ну, хорошо, – согласился отец, – располагайся пока.

Он взял портрет и пыхтя вышел из комнаты.

Погода идеальная. Слишком идеальная, чтобы торчать взаперти. Какая разница, сколько вещей ещё распаковывать. Мама сама говорила, что ей надо освоиться.

После ухода Чарли Амелия загрустила. Она не умела быстро заводить друзей. Раньше ей требовалось время, чтобы привыкнуть к ребятам, расслабиться в их компании. Но здесь, в окружении старых, грязных, сломанных и жутковатых вещей, радость и приветливость Чарли казались спасением.

Амелия откинулась на кровать и посмотрела на паутину на потолке, мечтая заснуть и не просыпаться до конца дня. Вокруг было очень тихо. Ни звуков машин, ни шума стройки, ни криков детей из скейт-парка – ничего, кроме шипения набегающих на скалы волн и жужжания мухи у окна.