Владислав Крапивин - Самолет по имени Серёжка

Сойка сказала однажды:

– Смотрите, лебединые листья уже как осенью.

Во мне будто отдалось: «Лебединые листья… лебединая песня лета…» Но пока было еще очень тепло. Август стоял тихий, безоблачный. Покой лежал на Безлюдных пространствах. Они чего-то терпеливо ждали, но знали: это случится не скоро.

– Мама и папа обещали осенью забрать меня к себе, – шепотом сообщила Сойка. – А теперь пишут, что денег нет на билеты…

Я подумал, что это, может быть, и хорошо. Грустно было бы расставаться с Сойкой. Серёжка тут же глянул на меня. В его глазах читалось: «Тебе-то грустно, а ей здесь каково? Ты подумал?»

Ох, я по-прежнему был эгоист.

…Однажды мы оказались на заводской территории без Сойки, вдвоем. Бродили, болтали обо всем понемногу.

Серёжка вдруг сказал:

– Видишь, я был прав.

– Ты о чем это?

– Когда говорил, что будем встречаться реже…

– Неправда!

– Но ведь так получается. Ночью уже почти не летаем…

– Мы будем! Опять!

– Но уже не так часто. И мы тут не виноваты. Просто нельзя все время жить одними и теми же радостями.

Так по-взрослому у него получилось: «одними и теми же радостями».

И снова пришла ко мне тоска. Как тогда, в больнице. Но уже не такая беспомощная.

– Если тебе надоело… если хочешь уйти, так и скажи.

– Да не хочу я. Но понимаешь, появляются другие дела. Может, еще кого-то надо будет спасть. И мне, и тебе. Не только друг друга…

«Не вертись, не придумывай, – хотел ответить я. – Осточертел я тебе, вот и все…» Но только выдавил:

– Из меня-то… какой спасатель?

– У тебя тоже есть цель. Чтобы помочь…

– Кому?

– А Сойка?

– А причем тут я? – Это вышло у меня совсем похоронно. – Ты умеешь спасать и помогать в тыщу раз лучше.

– Но она-то… она для себя придумывала не меня, а тебя.

Как ни грустно мне было, но я все же попытался дотянуться – чтобы кулаком по шее. Серёжка засмеялся. Отскочил.

– Врешь ты все, – уныло сказал я. – Без тебя ничего хорошего не будет. Ни у меня, ни у Сойки, ни вообще…

– Почему?

– Потому что… – Я хотел взорваться, крикнуть: «Потому что я без тебя не смогу, сдохну от горя! Потому что лишь при тебе я способен на что-то хорошее!» Но осекся. Не решился. Пробормотал, глядя на свои измочаленные кроссовки:

– Потому что ты – самолет…

– Подумаешь! Ты тоже будешь самолетом!

Он шел впереди, говорил, не оглядываясь. А теперь обернулся. Я замер. Он тоже. Затем шагнул ко мне, положил на плечи ладони. Он не улыбался, но глаза его были удивительно ласковые. Наверно, такие бывают у любимых братьев (хотя я не знаю точно, ведь я рос один).

– Ромка, пора. Это не трудно, если захочешь. Я научу…

Оказалось, что это и правда нетрудно…

Ну, наверно, такое может получиться не у каждого. Поэтому, если у вас не выйдет, не обижайтесь. Тут необходимо, чтобы у человека был уже опыт полетов над Безлюдными пространствами. А главное – чтобы рядом был друг, который еще раньше научился превращаться в самолет…

Все произошло быстро. Потому что я сразу поверил: смогу! Я зажмурился, раскинул руки и… стал самолетом.

Я увидел себя сразу всего. Как бы изнутри и со стороны – одновременно. Видел и чувствовал каждый винтик мотора, каждую заклепку обшивки. Я сделался таким самолетом, на каком летал в своих прежних снах. Маленький биплан – с двумя парами крыльев (верхние – сплошная плоскость, которая проходит над кабиной), с тугими черными колесами, с легким хвостовым оперением и с лобовым стеклом, похожим на половину прозрачного пузыря.

Лебеда щекотала мои накаченные шины, теплый ветерок скользил по крыльям, а мягкое августовское солнце грело красно-желтую обшивку. Да, я был покрыт лимонной и алой краской. А на лопасти руля – белый круг, и в нем голубая морская звезда. А на борту – буква и цифра: «L-5». Как раньше! И как у Серёжки!

Серёжка был уже в кабине. Трогал ручку управления, осторожно давил кроссовками на педали.

Я шевельнул элеронами и рулем, напряг стартер – сейчас крутану пропеллер. Сказал через динамик:

– Серёжка, я хочу взлететь. Тут хватит места для разгона!

– Потерпи. Днем опасно, по себе знаю. Всякие службы наблюдения, ПВО… Прежде, чем уйдешь в Пространства, шум подымут.

И я скрутил в себе нетерпение.

Вечером я отпросился в гости к Серёжке – с ночевкой. У него была в сарае летняя комнатка, похожая на каюту. Для независимой жизни. Мама повздыхала и отпустила. Она боялась за меня, но понимала: мне пора делаться самостоятельным.