Анна Некрасова - Эзумрит

В центре большой пещеры, отгоняя мрак к стенам, ярко горел костер. У огня в задумчивом молчании сидели три женщины. Их огромные тени извивались на стенах в причудливом танце. Одна из женщин поворошила угли длинной палкой, угли отозвались раздраженным треском и выбросили сноп мелких искр.

– Когда ты уходишь? – спросила женщина, положив палку у своих ног.

– Прямо сейчас, – ответила вторая женщина и поднялась с камня, покрытого толстой шкурой.

– Ты решила, что пора? – встрепенулась их соседка.

– Боюсь, что опоздала! – Вторая женщина, накинув на голову капюшон черного плаща, направилась к темному проему.

Из мрака навстречу ей выступила громадная фигура с короткими толстыми ногами, длинными руками и маленькой головой. В руках чудовище держало факел.

– Я провожу тебя, госпожа, – прогрохотало оно.

– Спасибо, Гурб, – отозвалась женщина.

Великан двинулся вперед, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. Он вел свою госпожу по петляющему коридору, безошибочно определяя дорогу и время от времени разгоняя чьи-то тени в темноте. Подземный коридор выводил на круглую каменную площадку, находившуюся почти у самой вершины горы. Гурб остановился в проеме. Женщина вышла на площадку и приблизилась к ее краю: над головой звезды, казавшиеся больше и ярче, чем если смотреть на них снизу, под ногами бездонная пропасть, а вдали земля с крохотными огоньками, разбросанными по всему пространству редко и беспорядочно. Там люди мирно спали в своих домах. Какое-то время женщина постояла, вдыхая прохладу, затем резко взмахнула руками и, оттолкнувшись от каменного уступа, стремительно поднялась ввысь. Замерев на мгновение, она слегка согнула спину, прижала руки к груди и легко заскользила вниз, туда, где равнина мерцающим светом манила к себе. Женщина летела по ночному небу, и только длинные полы ее плаща хлопали на ветру, как крылья большой птицы.

Тамею разбудил запах. Во дворе на очаге, сложенном из обтесанных камней, мама пекла пресные лепешки. Запах струился сквозь открытые окна, проникая во все уголки дома, делая его уютным, родным, желанным. Вставать не хотелось. И Тамея еще долго лежала бы, наслаждаясь покоем и счастьем, но лепешки к завтраку вот-вот будут готовы, а она до сих пор не принесла молока! Тамея потянулась и села на кровати.

В деревне Хутти, состоявшей всего из шестнадцати домов, держали общее дойное стадо крупных животных – дадан. Каждое утро и каждый вечер к дому молочницы выстраивалась очередь с кувшинами. Обычно в семье Тамеи за молоком бегала младшая сестренка Лавидия, но сегодня, в свой выходной день, Тамея вызвалась сходить к молочнице сама, чтобы Лав могла подольше поспать.

Тамея была рыбачкой, а летом охотники и рыбачки, в отличие от пахарей, пастухов или молочников, трудившихся каждый день, промышляли поочередно. Один день охотники еще затемно шли в лес, на другой – рыбачки с сетями отправлялись на реку. Добытой дичи и рыбы обычно с лихвой хватало, чтобы накормить ужином всех хуттинцев. С наступлением осени работать приходилось каждый день. Рыбу и мясо коптили, вялили, солили, запасаясь провизией на всю зиму. Охотники, правда, и зимой добывали свежее мясо, река же с приходом холодов замерзала, и рыбачки вынуждены были находить себе другое занятие. К счастью, зимы были короткими, а земля щедрой, и потому хуттинцы не знали ни голода, ни холода.

Тамея откинула тонкое одеяло и спустила ноги на деревянный пол. Солнце заливало комнату. Лав безмятежно спала на соседней кровати. Внезапно порыв ветра забросил в окно волнующий аромат пупырышника, на мгновение перекрывший запах хлеба. Тамея улыбнулась: говорят, если утром первым запахом, который учует девушка, будет аромат пупырышника, то в этот день ей обязательно повезет в любви.

Она натянула короткие коричневые штаны, державшиеся на талии при помощи тесемочек, влезла в темно-зеленую тунику и, шлепая босыми ногами, вышла в кухню.

Дом Перласа, отца Тамеи, ничем не отличался от других домов в деревне. В кухне, куда с улицы можно было попасть через небольшие сенцы, стояли каменная печь, стол, две скамьи и сундук с домашней утварью. В двух других комнатах, одна из которых принадлежала Перласу и его жене Хиде, вторая – двум их дочерям, имелись кровати, лавки и сундуки с пожитками. Дверь во всех деревенских домах была только одна – входная, проемы внутри завешивались, по обыкновению, широкими полотнищами ткани.