Кир Булычев - Подземная лодка

Четырехглазый, увидев этих чудовищ, подумал вслух:

– За верность этих ублюдков мне приходится дорого платить.

– А вы не платите, – сказал Пашка.

– Пускай радуются, – сказал Четырехглазый. – Если кто из них начинает заноситься, я обвиняю его в измене, отдаю на растерзание подземному дракону, а богатства возвращаю в казну. Так что считайте – все ценности у них на временном хранении.

И Четырехглазый засмеялся. Смех его глухо долетал сквозь сетку.

– Эй, стоять! – приказал он гномам в колесах. Повозка замерла. Четырехглазый ступил на площадь, все склонились в поклонах.

– Пашка! – ахнула Алиса. – Это не он!

– Да, – сказал Пашка не менее удивленно. – Я был убежден, что Четырехглазый и есть Гарольд Иванович. Все сходилось. Но этот…

– Он по крайней мере на голову выше Гарольда Ивановича!

– Значит, зря мы его подозревали.

Странной походкой, будто у него ноги не гнулись, Четырехглазый поднялся по ступенькам. Обернулся, глядя на толпу, но сетки, скрывавшей лицо, не откинул.

Он уселся на трон, поднял руку.

Тролль с трубой вышел вперед и прогудел в трубу.

Второй тролль встал рядом.

– Начинаем показательный суд! Никто не уйдет от справедливой руки закона. Ура!

– Урра! – завопили значительные лица.

– Ура, – потянули отдельные голоса в толпе.

– Не слышу радости! – рассердился тролль.

– Урра! – уже громче крикнула толпа.

– Преступники, подойдите сюда! – приказал Четырехглазый.

В пещере была такая удивительная акустика, что каждое его слово доносилось до последнего человека в толпе.

– Пошли, что ли? – спросил Пашка. Он храбрился, но на самом деле ему было страшно. Алисе тоже. Этот сумасшедший диктатор может действительно казнить их. А желающих исполнить его приказание здесь больше чем достаточно!

– Преступление их ужасно! – сказал Четырехглазый.

– Смерть! – закричали значительные лица. Ящерица попыталась укусить Пашку, летучие мыши расправили крылья и принялись хлопать ими, тролли скалились…

– Есть мнение – смерть, – сказал Четырехглазый. – Есть другие мнения?

– Нет! – закричали приближенные. Толпа молчала.

– Есть другое мнение, – сказал Пашка. – Во-первых, я не знаю, в чем нас обвиняют.

– Позор! – закричали значительные лица. – Он издевается над нашим судом! Он ставит под сомнение слова повелителя.

– А вы скажите, скажите! – не сдавался Пашка.

– А почему бы и не сказать? – перекрыл общий шум голос Четырехглазого. – Я скажу. У нас все открыто, демократично. Вы прибыли сюда без приглашения, по сговору с нашими злейшими соседями, презренными неандертальцами, для того, чтобы свергнуть законную власть, вы вели агитацию против моей персоны, вы склонили к предательству ничтожных гномов, вы, наконец, намерены открыть тайну нашего великого государства чудовищам, что живут наверху. А как все знают, наверху нет разумных людей. Там нет порядка, нет счастья. Вы – лазутчики, которые хотят отнять у нас наши славные чертоги! Которые хотят съесть все наши продукты и отобрать драгоценности!

Какой шум подняли тут значительные лица, трудно вообразить! Больше всего испугала их опасность расстаться с драгоценностями. Троллям пришлось защищать пленников от их гнева.

Кое-как угомонив приближенных, Четырехглазый произнес:

– Судить этих негодяев будет народ. Как у нас принято. Я не буду вмешиваться в голос народа. Вот ты!

Палец Четырехглазого уперся в лемура, который стоял в одном из первых рядов, прижимая к груди маленькую коробочку.

Его сразу же вытолкали из толпы, и, перепуганный, ничего не соображающий, он оказался на пустом пространстве.

На площади наступила гробовая тишина.

– Как зовут тебя, глас народа? – спросил Четырехглазый.

– Забыл, – прошептал лемур.

Значительные лица покатились от хохота. Одна из летучих мышей даже взмыла над площадью, но Четырехглазый погрозил ей пальцем, и мышь ринулась обратно так быстро, что сшибла с ног троллиху, что, конечно, только прибавило веселья.

– Замечательно, – сказал Четырехглазый. – Ты существо без имени, и имя тебе народ. Требуешь ли ты от имени народа, чтобы мы казнили этих мерзавцев?

Лемур стоял неподвижно, лишь рот его открывался и закрывался, а хоботок вздрагивал.

– Молчание – знак согласия, – произнес Четырехглазый. – Итак, народ потребовал смерти пришельцев, и мы, конечно же, подчиняемся столь недвусмысленно высказанному требованию. Теперь скажи нам, представитель народа, отдадим ли мы их дракону или кинем в пропасть, чтобы они умерли от голода?