Джоанн Роулинг: Гарри Поттер и Волшебный камень

Гарри кивнул, но от этого голова его страшно закружилась. Затем он сказал: «Сэр, есть еще кое-что, о чем я хотел бы спросить, если можно… я хочу знать правду кое о чем…»

— Правду. — Думбльдор вздохнул. — Правда — прекрасная и одновременно ужасная вещь, поэтому с ней следует обращаться с величайшей осторожностью. Однако, я отвечу на твои вопросы, если только у меня не будет действительно веских оснований, чтобы этого не делать, и в таком случае тебе придется извинить меня. Разумеется, ни в каком случае я не стану лгать.

— Хорошо… Вольдеморт сказал, что ему пришлось убить мою маму, потому что она пыталась помешать ему убить меня. Но зачем ему было убивать меня?

На этот раз Думбльдор вздохнул еще глубже.

— Увы! Первый же твой вопрос я вынужден оставить без ответа. Не сегодня. Не сейчас. Когда-нибудь ты обязательно узнаешь… а пока оставь эти мысли, Гарри. Когда ты станешь старше… Я знаю, как тебе тяжело слышать это… когда ты будешь готов, ты все узнаешь.

И Гарри понял, что спорить бесполезно.

— А почему Белка не мог до меня дотронуться?

— Твоя мама умерла, спасая тебя. Если есть на свете что-то, чего Вольдеморт не в состоянии понять, это — любовь. Он не осознает, что любовь такой силы, какую испытывала к тебе твоя мать, оставляет свой собственный след. Не шрам, не какой-нибудь видимый знак… но, когда кто-то любит тебя так сильно, он, даже после своей смерти, защищает тебя своей любовью. Эта любовь пропитала все твое существо. И поэтому Белка, полный ненависти, зависти, злобы, разделивший свою душу с Вольдемортом, не мог прикоснуться к тебе. Для него это было смертельно — дотронуться до чего-то настолько хорошего.

Думбльдор внезапно проявил повышенный интерес к усевшейся на подоконник птичке, и это дало Гарри возможность промокнуть глаза простынкой. Овладев собой, Гарри спросил: «А плащ-невидимка — вы не знаете, кто прислал его мне?»

— Ах, плащ… Так случилось, что твой отец оставил его у меня, и я решил, что тебе он может пригодиться. — Думбльдор подмигнул. — Полезная вещица… В свое время твой папа с его помощью воровал с кухни пирожки.

— И вот еще что…

— Валяй.

— Белка сказал, что Злей…

— Профессор Злей, Гарри.

— Да… Белка сказал, что он ненавидит меня, потому что ненавидел моего отца. Это правда?

— Пожалуй, они и впрямь недолюбливали друг друга. Примерно как ты и мистер Малфой. Кроме того, твой отец совершил нечто, чего Злей оказался не способен простить.

— Что?

— Он спас Злею жизнь.

— Что?

— Да-да… — подтвердил Думбльдор задумчиво. — Забавно, до чего нелогично устроены люди, правда? Профессор Злей не может перенести, что он в долгу перед твоим отцом… Я не сомневаюсь: он так защищал тебя на протяжении всего этого учебного года, потому что считал, что таким образом может отдать долг твоему отцу и они будут квиты. И тогда он уже с полным правом сможет презирать и ненавидеть память о твоем отце…

Гарри попытался вникнуть в суть этих слов, но кровь застучала в голове, и ему пришлось прекратить думать.

— И, сэр, есть еще одна вещь…

— Только одна?

— Как я достал камень из зеркала?

— Ага, вот это хороший вопрос. Это была одна из моих самых замечательных идей, и, между нами говоря, это еще слабо сказано. Понимаешь, только тот, кто хотел найти камень — найти, а не использовать — мог бы получить его, в противном случае он видел бы себя добывающим золото или пьющим Эликсир Жизни. Иногда я сам себя удивляю… А теперь, довольно вопросов. Предлагаю тебе лучше обратить внимание на эти сладости. О! Всевкусные орешки Берти Ботт! В юности мне не посчастливилось, мне попался орешек с вкусом рвоты, и, я боюсь, моя привязанность к этому лакомству в изрядной степени ослабела — но, полагаю, ничего страшного, если я съем вот этот, цвета ириски?

Он улыбнулся и с хитрым видом закинул в рот золотисто-коричневый орешек. Подавился и сказал: «Увы! Ушная сера!»

Мадам Помфри, фельдшер, была очень милой, но чрезвычайно строгой женщиной.

— Всего пять минут, — умолял Гарри.

— Ни в коем случае.

— Вы же впустили профессора Думбльдора…

— Впустила, но ведь он директор, а это разные вещи. Тебе нужен отдых.

— А я и отдыхаю, смотрите, лежу и все такое. Ну, мадам Помфри…

— Ладно, ладно, — сдалась она, — но только пять минут.

И она впустила Рона и Гермиону.

— Гарри!

Гермиона готова была наброситься на него с объятиями, но сдержалась, к счастью — голова у Гарри все еще очень болела.