Туричин Илья - Приключения октябренка Васи Сомова в прошлом

- Не вижу, - сказал Вася.

- Ну, правильно. Я этого орла угадываю. Потому что в детстве такие монеты в руках держала. А на твоём пятаке время всё закрыло. Год за годом, день за днём. Человек морщинится, медная монета стирается, - снова вздохнула бабушка. - А ты ешь, ешь.

Вася, сам того не замечая, съел всю кашу.

- А теперь - делать уроки, - сказала бабушка и вернула Васе монету.

- А гулять?

- Потом и гулять пойдёшь.

Вася нехотя побрёл в комнату. Там он высунулся в окно. Во дворе ребята играли в пятнашки.

«И что я за разнесчастный человек! Гулять - не пускают. Умываться - заставляют. Манную кашу - подсовывают».

Васе стало жалко себя. И сами собой из глаз его выкатились слёзы. Не солёные, не горькие, а пустые.

Одна слеза, самая крупная и самая пустая, сбежала по щеке и упала на старый пятачок.

Шлёп!

И Васе вдруг показалось, что заплесневелый, потёртый орёл вздрогнул.

Не успел Вася удивиться, как по щеке сбежала другая точно такая же слеза и - шлёп! - тоже упала на монету.

Монета стала быстро светлеть.

Слёзы на Васиных глазах сразу же высохли. Пустые слёзы быстро сохнут.

А монета совсем посветлела, сверкнула, словно молния.

У Васи закружилась голова. Он закрыл глаза ладонью и, чтобы не упасть, прислонился к подоконнику.

Когда Вася открыл глаза, он увидел перед собой не окно, а поленницу дров. Откуда она взялась?

Вася потрогал дрова. Они были мокрыми. Вася поднял голову, чтобы взглянуть на потолок. Потолка не было! А было серое небо, и моросил дождик.

Вася тряхнул головой. Сейчас всё исчезнет и он снова окажется дома, в комнате, возле окна.

Открыл глаза - небо и дождик остались. А вот комнаты не было. И дома не было. И двора.

Вася испугался. Куда же он попал? И как попал? Ведь он никуда из дому не уходил, бабушка не пустила.

В ладони зажато что-то твёрдое. Вася разжал пальцы. Монета. Блестящая, новенькая, с чётким двуглавым орлом.

Неподалёку скатилось полено. Вася вздрогнул. Огляделся. На соседней поленнице животом вниз лежал незнакомый мальчишка в странной высокой кепке со сломанным козырьком.

С минуту мальчишки смотрели друг на друга, не скрывая любопытства.

- Эй, мальчик, - окликнул его Вася, но мальчишка быстро, как ящерка, исчез за поленницей.

Стало тихо. Только дождь накрапывал.

- Эй, мальчик, - повторил Вася, обращаясь к опустевшей поленнице. - Выходи, не бойся… Мальчик…

Над поленницей снова появилась кепка.

- Мальчик! - обрадовался Вася. - Ты не исчезай, пожалуйста. Скажи, где я? Понимаешь, ерунда какая-то! Вдруг дождик… Тебя как зовут?

- Минька, - голос у мальчишки был сиплый, простуженный.

- А меня - Вася. Слушай, Минька, а как я сюда попал?

Минька посопел:

- Пришёл, видать.

- Что ж, я с закрытыми глазами шёл? Как лунатик какой?

- Чево?

- «Чево, чево…» - передразнил Вася. - Чего это у тебя на голове?

- Картуз.

- Картуз? - удивился Вася. Оглянулся и спросил: - А как это место называется?

- Автово, деревня.

- Автово?! - воскликнул Вася и рассердился: - Да ты бывал когда в Автове? Там домища - во! В десять этажей! А дворы! Как сады. Болтун ты! Говори, как это место называется? А не то!.. - Вася грозно сжал кулаки.

Минька тотчас исчез за поленницей.

Вася испугался, что останется один в незнакомом месте.

- Минька! Я пошутил! Минька! Ты только скажи, как это место называется?

- Автово, - глухо раздалось из-за поленницы.

«Может, я уснул после каши? Может, сон снится?» Вася ущипнул себя. Больно! А если бы только приснилось, что ущипнул, больно бы не было.

- Слушай, Минька, а город в этой деревне твоей есть?

Минька снова выглянул из-за поленницы.

- Есть…

- Ну и как же он называется?

- Санкт-Петербург.

- Чего-чего?

- Санкт-Петербург, говорю… «Знакомое, вроде, название, - подумал Вася. - Знакомое…» И тут же вспомнил: бабушка говорила, что так назывался Ленинград давно, ещё при царе. Да что этот Минька, издевается, что ли?

- А страна какая? - насмешливо спросил Вася.

- Чево?

- Страна, спрашиваю, какая? Ну, как называется?

- Российская империя. Россия, значит. «Чудной какой-то мальчишка, - подумал Вася. - Мелет ерунду, а лицо серьёзное», - Минька, слезай ко мне. Поговорим.

Минька не двинулся.

- Да ты не бойся. Я тебя не трону. Я вообще никогда не дерусь.

- Ну да… - с сомнением выдохнул Минька.

- Честное октябрятское!

- Чево?

- Честное октябрятское, говорю.

- Побожись.