Кузьма Петров-Водкин - Аойя

Вот он в коридоре, ведущем к пещере Кати. Еще не дойдя до входа, мальчик услышал тихие стоны. Страшное предчувствие толкало его вперед, и когда он ворвался в темноту и напряг все свое зрение, он увидел ужасную картину.

Катя, заброшенная, одна, лежала на голых камнях этой тюрьмы. В затхлом воздухе, на покрытом плесенью полу, она казалась совсем умирающей, она была в бреду и еле слышно стонала. Некогда было ни предаваться отчаянию, ни думать о чем другом, как только о спасении бедной Кати.

Андрюша бережно взял своего друга на руки и не пошел, а скорее побежал с дорогой ношей знакомыми ходами подземного мира.

Он знал одно место возле золотого грота, где был родник, падающий сверху, возле которого дышалось легче.

Здесь он смочил лицо Кати и влил в запекшиеся губы девочки несколько капель воды. Она не приходила в себя, но ее стоны прекратились, и дыхание стало более ровным.

Снова подняв ее на руки, Андрюша направился бесконечными лабиринтами подземелий, то и дело справляясь по золотой пластинке, избирая путь к выходу, о котором ему говорил Гей.

Он чувствовал, как ноги его деревенеют, немеют руки, и он прилагал все усилия, чтоб не свалиться и не умереть возле своей подруги, расставшись навсегда и со свежим воздухом, и с солнцем.

Но судьба не желала погибели наших друзей.

Как пчела, закрытая в темноте, устремляется в оставленную хотя бы самую крошечную щелку света, так и Андрюша почувствовал дыханием тонкую струю воздуха и, внимая этой чудесной вести, он все радостнее и радостнее предвидел выход, и его грудь шире и глубже вдыхала целительный аромат надземного мира.

О, радость! Впереди засияло отверстие! Уже можно было различить цвет неба. Мальчик задыхался от восторга. Еще ближе!

И вот, наконец, между высоких отвесов, как в колодце, над ним раскинулся шатер звездного неба. И после тьмы подземелий оно казалось светлым как днем.

Андрюша бережно опустил на землю теперь уже спящую глубоким сном Катю, и первое, что вырвалось из его сердца — была молитва. Слезы сами собой потекли из его глаз — слезы радости и восторга.

Укрыв Катю своей, почти в клочья истрепавшейся курточкой, Андрюша едва только сам коснулся земли, как сейчас же заснул, — в первый раз за долгое время надземным сном с полной грудью небесного воздуха.

Жизнь, полная забот и лишений, приучила Андрюшу вставать рано. Еще только заалело небо, он был на ногах, радостный и спокойный.

Катя еще спала, на ее лице, освещенном высокой зарей, начался легкий румянец; прошла и у Андрюши усталость от тяжелого мытарства накануне, тайные подземелья оставались сзади. Здесь, в благодатном колодце, росла кое-где трава. Сверху по камням струился ручеек, и Андрюша жадно припал к воде.

Тем временем Катя открыла глаза.

Она долго лежала, устремив их к небу, где догорали предрассветные звезды. Девочке казалось, что это сон, и она боялась пошевельнуться, чтоб не отогнать отрадное видение и не проснуться снова в сырой тьме подземного грота… Даже казалось, что дышится легко в этом прекрасном сне.

Утолив жажду, Андрюша тихо подошел и заглянул в лицо спящей.

Увидев его, Катя вскрикнула, быстро поднялась и бросилась к другу, словно спасаясь от кого-то и прося защиты.

— Катя, мы спасены! Посмотри — там небо, настоящее небо!

Чтоб успокоить, Андрюша подвел ее к роднику и смочил ее лицо водой, и девочка пришла в себя.

— Андрюша, неужели это не сон? Мы спасены? Это настоящая травка?! — и Катя упала на колени и стала целовать траву, ласкать каждый ее листочек, смеялась и плакала от радости.

Андрюша молчал, внимая восторгу подруги, и в его душе была такая же светлая радость, которую только и можно было выразить слезами… В его кармане нашелся еще с десяток фиников, и друзья уселись к роднику позавтракать, и казалось это им пиром, праздником и ликованием.

Катя рассказала, что с ней было за эту последнюю разлуку.

После ухода Андрюши к ее нездоровью прибавилось еще беспокойство за его судьбу. Казалось, что он больше не вернется, или что она его не дождется. Катя чувствовала, как ее силы уходят, и дышать становится все труднее.

Добрая Лава почти неотлучно была с ней. Всячески утешая девочку, она приносила ей самые красивые камушки, рассказывала про свою жизнь, но Кате становилось все тяжелее и печальнее.

Однажды ей показалось, что своды ее пещеры рушатся, что вот-вот они готовы раздавить ее и схоронить навеки… Послышался оглушительный грохот, в страхе девочка бросилась к Лаве, под ее защиту, и прижалась к ней. И в это время произошло самое страшное: добрая Лава, которая всегда была такая ласковая, застыла, ее глаза помутились, неподвижно уставясь в одну точку, ее руки стали твердыми, и Катя увидела себя прижавшейся не к девушке Лаве, а к холодному красному камню. Одновременно с этим погас свет. Полная ужаса, девочка почувствовала, что она задыхается, умирает в этой страшной тьме… И вот только здесь она пришла в себя.